Кто и когда купил Российскую империю

Первая группа демобилизованных собиралась двинуться в Индию, через Кульджу, Кашгар и Пешавер; вторая, наиболее многочисленная, стремилась назад, в Россию, через Зайсан. Но получив сведения, что около ста офицеров расстреляны большевиками в Сергиополе, она распалась. Третья группа наметила маршрут Шара Сумэ, Кобдо, Улясутай и Урга с тем, чтобы после отдыха в столице Монголии, Урге, продолжать путь в полосу отчуждения Китайско-Восточной железной дороги, куда большевики войти не могли. К этой группе я и присоединился… В Шара Сумэ мы обнаружили, что китайские деньги, ходившие в Чугучаке, здесь населением не принимаются; нам пришлось расплачиваться плитками зеленого прессованного чая, носильным бельем или царскими деньгами…

Первый день после взятия Урги очередь станичников у китайского банка не прекращалась — кто сколько мог набивал свои карманы китайскими долларами, японскими иенами, русскими червонцами, царскими серебряными рублями; бумажными деньгами пренебрегали…»[44]

«Все у нас будет…»

Между тем на вновь подконтрольной большевикам территории уже с 1919 года начинались попытки создания новой, советской жизни. Вот как это происходило по воспоминаниям одного из тех, кто этим занимался:

«…Затем Семенов перешел на другую тему:

— Взять дело с хлебом. Отбирают его у крестьян, а взамен — ничего. Дали бы хоть по фунту мыла бедным, а у богатых — за так отобрать. Ситцу не дают. Гвоздей не купишь. Туго стало!

Я разъяснил Семенову продовольственную политику Советской власти.

— Разверстка вызвана войной, — сказал я. — Советская власть еще бедна, товаров нет, чтобы обменять их на хлеб. А без хлеба не может жить и победить Красная Армия. Вот отстоим Советскую власть, и тогда крестьяне заживут хорошо.

— Ну, да разве тебя переспоришь! На то ты и комиссар.

И Леонтий махнул безнадежно рукой в мою сторону. А потом подумал, ударяя нога об ногу, закурил и снова:

— Я вот про коммунию думаю. В нее крестьянина надо добровольно, а не силком.

— Верно говоришь, правильно, — подтвердил я. — Никто силком и не тянет. В этом деле коммунисты против насилия.

Леонтий что-то хотел возразить, но вместо этого вдруг произнес:

— Э-э, вот и деревня!

А спустя некоторое время, обращаясь ко мне, сказал:

— А с тобой говорить хорошо, интересно. Дальше поедем, со мной опять садись. Поговорим еще.

Но дальше я пересел на другую подводу, чтобы провести беседу с новыми бойцами.

Впоследствии мы с Семеновым сблизились. Я взял его к себе в качестве ординарца. Он был точен, исполнителен, любое поручение выполнял быстро и аккуратно. Хороший был связной!

…Уфимский губернский революционный комитет снабдил меня большой суммой денег. После знакомства на местах я должен был распределить их между наиболее нуждающимися ревкомами.

Я выехал в центр Белорецкого округа — в Белорецкий завод…

Дорога шла мимо завода и по улицам нижнего поселка, где жили рабочие, в том числе и мои родные. Вот домик моей двоюродной сестры Маши Галченковой. Хотелось бы заехать, но нельзя — со мной большие государственные деньги, несколько миллионов рублей.

Остался позади “сливной мост”, под которым когда-то находились “вершняги”. Весной их поднимали, и вода бурным пенящимся потоком врывалась из большого заводского пруда в реку, быстро поднимая уровень воды в ней. В длительное плавание отправлялся караван барж, нагруженный чугуном, железом, сталью. Все это доставлялось в Нижний Новгород, а оттуда — в другие промышленные центры России. Отправка каравана всегда превращалась в настоящий праздник.

Лошадка стала карабкаться по крутогорью в верхний рабочий поселок, раскинувшийся тысячами домиков по равнине на левом высоком берегу реки Белой.

А вот и одноэтажное здание Белорецкого Совета. Раньше, до революции, здесь было волостное управление. Рядом — двухэтажная сельская школа, в которой я учился. Рассчитавшись с возницей, я вошел в здание Совета. Кругом грязь, окурки, клочки бумаги. В коридоре и комнатах полно народа. На работников Совета наседают, просят помощи, хлеба, товаров.

— Вы же сами знаете, — отвечают им работники Совета, — что у нас нет ни денег, ни продовольственных запасов, ни товаров. Разорили проклятые колчаковцы. Потерпите, перебейтесь как-нибудь, а там дела наши поправятся, и тогда все у нас будет.

В Белорецке царили хаос и организационная неразбериха. Ревком работал плохо. Созданный сразу же по освобождении Белорецка от колчаковских банд, т. е. 5 июля 1919 года, он взялся за решение самых неотложных задач.

В первую очередь надо было обеспечить снабжение голодающего 30-тысячного населения хлебом и другими продуктами. Их можно было купить у окружающего деревенского населения, главным образом у казаков.

Но ревком не имел на это средств. В моем распоряжений было 3 миллиона рублей, выделенных Уфимским губревкомом на удовлетворение острых нужд населения Белорецкого округа. Часть из этих денег я немедленно выдал Белорецкому ревкому.