Кто я такой, чтоб не пить

Тому – пот, мозоли, мышцы, синяки.

Этому – старое виски, приятный запах, черные носки.

Тому – крики, хохот: «А ну, давай!..»

Этому – улыбка, шепот: «А ну, возьми…»

Тому – бег по лужам, поцелуй, танец.

Этому – кресло, книга, телефон, насмешка.

Тому – водка, табак, штанга, девушка.

Этому – костюм, колено, юмор, ресторан.

Вот так, «step by step» от венеролога к урологу.

От бега по пересеченной до продвижения по службе.

От запаха до аромата.

От любви до дружбы.

От именин до юбилея.

От рассказа до предисловия.

От рюкзака до «Мерседеса».

От наслажденья до покоя.

От ощущения счастья до великолепного описания его.

Опоздала

Она говорила:

– Я никогда не опаздываю. Я просто не успеваю. Вы бы знали, как легко на душе, когда уже повсюду опоздала. Идешь себе куда-то и поёшь.

А все шипят:

– Она уже повсюду опоздала.

На все экзамены.

Во все приемные.

Ко всем мостам.

Не просто опоздала. Но даже не успела.

А вдоль дороги прыгает, поет и не желает, видите.

А все должны смотреть ей вслед.

Вот эта. Вот она.

Та, что всюду опоздала.

А нам домой пора, чтобы узнать… чтобы узнать…

– Вы почему? Вы до каких? Как вам не стыдно так опаздывать? Вы уволены, идите.

Она сказала:

– Я не опаздываю, я просто-напросто не успеваю. Но как хотите. Я уйду.

И так легко ей, и так чудесно стало той, что повсюду опоздала.

Идет вдоль дороги и поет, и все злорадно:

– Вот она! Вот эта опоздала!

На все экзамены.

Во все приемные.

Ко всем открытиям.

Ко всем началам.

Она позорно опоздала.

И даже не успела.

И даже не спешит.

И вот идет, представьте, и поет.

А все смотрят с завистью.

Что ей терять?

Она уже повсюду опоздала.

А нам еще к вечерним новостям…

Чтобы узнать… чтобы узнать…

Детка, вперед!

Я читаю самого себя через четырнадцать лет.

Да, детка, говорю я себе.

Ты, как всегда, прав.

Это говорю я – тот же, но на четырнадцать лет старше.

Мне сейчас шестьдесят!

Я старше всех.

Я удивительно наивен.

Я катастрофически доверяю им. А входя в азарт, верю до конца.

А наказание всё страшнее.

А я уже дошел до того, что вручаю им жизнь.

А они теряются, не знают, как распорядиться.

А я сижу в сторонке и даю советы.

– Нет-нет… Не так. Так мне неудобно… А так я обижусь… Не трогай там… Там сердце… Не надо здесь ковырять, детка, это душа. Нет-нет, я не мешаю, распоряжайся, просто тебе нужно знать, где мне больно. Ну, если хочешь именно там – пожалуйста. Ты просто поиграть жизнью? Давай… Хочешь, я научу тебя управлять ею? Я научу тебя, как влюбить меня в себя… И ты будешь это делать… Ты будешь капризничать, давить на затылок ножкой, ручкой сжимая сердце, и я повезу тебя куда захочешь. Тебе будет легко. Я там внизу буду отвечать грубостью колес на жестокость дороги. А тебе будет легко. Я не передам наверх. Плыви, милая. Управляй. Постарайся не съехать… Сама знаешь, что сейчас на обочине. Хотя и там у тебя есть шанс. Ты на меня будешь выше грязи… На высоту меня. И перейдешь на сухое. Пока я тону. Ты успеешь. Всё же с какой-никакой высоты. А там и мощеное. А там и асфальт. А там уже все ходят. И ты не пропадешь.

А смерти нет

Зачем бояться смерти?

Великие все умерли – и ничего!..

Благодаря им и жизнь есть.

Ну если, наконец, подумать.

Они же умерли.

Вот это всё написали, оставили и ушли.

Их уже нет.

И ничего…

И не горюют.

Чего ж переживать, когда такие люди, в сто раз умнее, в тысячу талантливее, красивее, трудолюбивее – покойники.

И вроде бы ничуть об этом не жалеют.

Разве они стремятся сюда?..

Вот в это, извините, время?..

Вот к этим, извините, людям.

Вот в эту, извините, жизнь.

Кому сегодня это нужно?

И им сюда не надо…

И нам отсюда не попасть туда.

И как легко читаешь их с восторгом.

Уже вся ночь… Еще чуть-чуть, еще чуть-чуть…

И вдруг…

Господи, так он же умер! Кто написал.

А спасти?

Теперь-то, может быть, спасли бы…

А надо?

Чтоб он еще что-то сказал?

Он бы не захотел.

В такое время или умереть, или молчать.

Вот что случилось.

Они уже прошли через вот это, о чем я.

Вот почему они так зазвучали.

И музыка, и краски, и слова.

Через эту смерть пройди – и ты в порядке.

И сразу как все просто.

И нынешние, и молодежь, все начинающая и начинающая и дышащая возбуждением.

Да ладно вам!

Вот инструмент…

Вот стол…

Садитесь!

Ты весь в очках, в компьютерах, в паролях.

Подумаешь, секреты…

Через смерть пройдешь, и все поймешь, и все узнаешь, и все не страшно, и ты поймешь и ахнешь.

Так все же умерли – и ничего. Живут!

А смерть – так просто перерыв!

Володину

Александр Моисеевич Володин.

Твои попытки жить незаметно ни к чему не привели.

Ты живешь и будешь жить очень заметно.

Ты населил наши души старшей сестрой и осенним марафоном.

Если интеллигенции не станет, ее будут изучать по тебе.

Это он, это ты, это я.

Облепленный беспомощными женщинами и беспомощной страной.

Бедные и нерешительные облепили одного такого же бедного и нерешительного, которому что-то дал Бог.

И он волок на себе всю жизнь.

Неумение сказать «нет» приводит к такому количеству детей, друзей и сослуживцев, что только врач может освободить либо тебя, либо их.

Всю жизнь думаешь, как это все собрать, в конце мучаешься, как это все раздарить.

Александр Моисеевич!