Кто ищет, тот всегда найдёт. Роман

          - Разве так важно, где и кем работать? – спросила, утверждая обратное, нисколечки не вдохновлённая медицинской перспективой.

          Я как-то не задавался на эту щекотливую тему, поскольку причин не было, и потому поначалу мысленно согласился: «Почему бы и нет?», оставаясь, однако, в убеждении, что дело хорошо получится у того, кто свою работу любит. А работать ради работы – производственная проституция, от неё здорового потомства не жди.

          - Для меня – да, - ответил вслух твёрдо. – Для мужика важнее всего в жизни – работа, и грех маяться с нелюбимой даже недолго, нужно не лениться, искать и искать своё дело, хоть до пенсии, а там уж, ладно, что дадут. – Хорошо мне так красиво рассуждать, везунчику. Я сейчас даже сам себе понравился. А ей – нет.

          - Хорошо работать нужно везде, - тыкается упрямо встречь. – Пользу приносить людям, а не себе.

          Ишь ты, какая идейная! И прямо в мой глаз. Я и думать не думал о своей пользе человечеству, я думал о пользе себе, считая, что обе пользы хороши, когда совмещаются, а когда порознь – гроша ломаного не стоят. Сейчас ей отбрею!

          - Ой, бурундучок пришёл! – радостно вскрикивает она, лишаясь возможности услышать философский перл. – Какой красавчик! Нам принёс.

          Пришлось повернуть залежавшуюся голову и посмотреть на гостя-благодетеля. Он безмятежно сидел на дереве в двух метрах от нас, высоко задрав роскошный распушённый хвост, и держал в лапках упавшую гроздь лесных орехов.

          - Пожалуй, нам маловато, - сомневаюсь, наблюдая, как обжора ловко раскусывает орешки и прячет ядрышки за бездонные щёки.

          Сообразительная Марья поняла тонкий намёк и потихоньку стала подниматься, но полосатый запасливый хозяин тайги не стал искушать судьбу, спрыгнул с дерева, оставив недолущённый дар, и исчез.

          - Я сейчас, - взяла Марья котелок и полезла вверх по ручью.

          - Смотри, не заблудись, здесь больше двух кустов, - предупреждаю конкурентку гостя и тем вношу свой вклад в будущую добычу.

          Где-то читал или слышал, что давным-давно святые одними орехами питались. Наверное, потому и быстро попали на иконы. Я на это не претендую, но пара горсточек не помешает обмануть желудок.

          - Нашла-а-а! – победно оповестила добытчица, испугавшись, наверное, что далеко ушла и не найдёт обратной дороги. Мысленно я с ней, и этого достаточно.

          - Ого-го-о-о!

          Вернулась довольная, облизывая пальцы, и с полным котелком. Пришлось сесть и заняться святой трапезой. Нестерпимо захотелось мяса. Ещё говорят, что голод душат движением.

          - Пошли?

          Пошли молча, не тратя мои оставшиеся силы на разговоры, сопя и пыхтя, не отвлекаясь на таёжные прелести. Не остановила и белка, стремительно бегавшая по стволу кедра вверх-вниз. Стуча цепкими коготками и злобно цокая, она, сверкая бусинками глаз из-за ствола, охраняла зреющие зимние запасы, предупреждая, что готова стоять насмерть. Знала, наверное, что её теперешняя шкурка никому не нужна, вот и осмелела. Правда, бичи не прочь бывали полакомиться мясом злюки, но в ней его столько, что и одному не хватало. И я не стал связываться с жадиной, решив не лезть на дерево, а презрительно прошкандыбать мимо. Мне бы хоть две её лапы.

          Солнце, не дождавшись конца интересного путешествия, начало по-осеннему быстро падать. Не зря учёные говорят, что осенний воздух разреженный. Кое-как дотянули до поворота вдоль ручья к лагерю. Появилась широкая натоптанная тропа, исчезли предательские обрубки кустов и поваленные деревья, идти стало ровнее и значительно легче и свободнее, не опасаясь неожиданных падений. Для облегчения ходьбы приспособил инерцию никчемно болтающейся больной ноги, мотая ею по ходу движения, и тем самым освоил рациональную технику передвижения на костылях. И вообще, жить стало лучше и веселее.

          - Теперь ничего не страшно, - успокаиваю в спину замученную Марью, - если не допрыгаю, то доползу.

          Она приостановилась, поправила, поморщившись, лямки, неуверенно спросила:

          - Может, сходить, позвать мужиков?

          Я тоже остановился. На смену долгой саднящей боли, взрывному отчаянью и тянучей неуверенности пришли вздрюченная злость и решимость.

          - Тебя надо поднести?

          Она насупилась от незаслуженной обиды.

          - Ты же сам просил.

          - Когда это было? – спрашиваю раздражённо, как будто такого и не было, вспоминать, во всяком случае, не следует. – Разделить с кем-то нашу победу? – Сколько драматизма и эйфории было в моём голосе! – Ни за что! – Чёрт с ней, с ногой. – Мы доползём триумфаторами! – Впереди, конечно, я, а она за мной, отставая. – Женщины будут рыдать от восторга и умиления, - я попытался представить рыдающей нашу геологиню Алевтину Викторовну, но не получилось, - а мужики склонят головы в почтении и зависти. – Лишь бы не ухмылялись! Вздохнув, объяснил более понятно: - Никогда не хочется выглядеть побитым и жалким, так что – вперёд, и хвост пистолетом.

          Она, согласная, хорошо рассмеялась и даже попыталась выпрямиться под рюкзаком, а я бодро заковылял вслед, ритмично помогая движению замотанным маятником.