Кто хочет процветать (СИ)

— И вот, когда этот старый хрыч Пшеничный отбросил копыта, Лиля осталась с животом и без копейки. Ну Валерка тогда правильно на нее набросился, чуть нос не расквасил, я заступилась. Но Лилька не дура, она тут же Валерке новый план предложила. Живот-то у нее не сильно был виден. Короче, на правах несчастной невесты-вдовы ее принимали там… — подняв руку вверх, указала женщина, — там, у этих богачей. И она так быстро, мы с Валеркой даже не ожидали, подцепила нового старого хрыча. Она-то у меня была девка — загляденье. Даже лучше Роксанки. Мне всегда денег давала, а Роксанка, стерва, лишней копейки матери не даст. «Все равно, мамаша, пропьете». Ее, видите ли, позорит, что мать выпивает. Ну а как тут не запить?.. Я ведь еще не старая. Мне всего-то сорок четыре, другие, вон, в моем возрасте как одеты, как выглядят, как живут!.. А я?! Держалась… Эх, держалась до последнего, все на Лилю рассчитывала. Роксанка, она пропащая. Жалости у нее нет, — скорбно поджав губы, — заключила женщина и погрузилась в молчание.

Фролову пришлось растормошить ее, налив по новой.

— Ну так мы с Валеркой и не ожидали, — вернулась она к своему повествованию, — что Лилька так быстро опять отхватит богатого! Может, слышали? Милавина!..

Сергей кивнул.

— И что самое поразительное, он, когда уже нельзя было живот скрывать, после признания Лилии задумался на минутку, а потом обрадовался. Говорит, зато я буду уверен, что ты мне родишь сына. У его жены детей не было. Ну вот он и решил развестись с ней и жениться на Лилечке. И вдруг, — горестно уронила она голову на руки и громко всхлипнула, — умер. Умер Милавин от сердечного приступа. Все!.. Наливай! — напомнила Сергею. — Все! — повторила в отчаянии, опрокинув стакан. — Не повезло моей Лиле. Не повезло. Все хрычи откинулись. А у нее уже живо-о-от! — вытянула она руки перед собой. — Ну и уехали они в Германию, уж и не знаю, как Валерке удалось это провернуть. Ну, думаю, может, там повезет… Да ты сам все знаешь, не повезло. Тебе-то вон, подфартило, какой ты! — с пьяным кокетством улыбнулась она. — А им нет! Вот и вернулись, только теперь с мальчишкой. Бабушка я уже. Хотели родство установить с Пшеничными, да не тут-то было…

— Где же они сейчас?

— А кто их знает? Что-то опять не заладилось, они и удрали.

Фролов вышел от матери Лилии Шагариной под большим впечатлением от услышанного.

«Насмехаемся мы над романистами, а ведь вот в жизни… — покачивал он головой. — В литературе есть авантюрный роман, любовный, эпистолярный, сентиментальный, а в жизни — чудовищный, циничный, беспринципный… И если кто пишет такие, то все обвиняют автора в выдумке, в намеренно жестком изображении действительности и полной бездуховности героев. А какая тут может быть духовность? Родилась красивая девочка в бедной семье и пока росла, думала, что все вот такие же бедные, а потом присмотрелась и увидела, что есть жизнь совсем другая, и так ей захотелось в ту, другую жизнь…»

Сергей пришел на вокзал, дождался поезда, занял в вагоне место у окна и задумался, пытаясь глубже вникнуть в то, что он узнал, домыслить то, что было, но о чем знали только Лилия и Валерий Катков…

* * *

В салоне мод «Интальо» менеджер запрещала девушкам приводить своих друзей в служебные комнаты. Но Катков все же ухитрялся проникать к Лилии через соседний с салоном магазин «Фарфор». Накинув халат рабочего, он поднимался в служебном лифте на последний этаж и перелезал через решетку, разделявшую длинный балкон. Осторожно заглядывал в окно, на котором Лилия заранее приподнимала шпингалеты, улучал момент, открывал и впрыгивал вовнутрь. Затем, крадучись, спускался по лестнице до площадки, расположенной перед гримерными манекенщиц, оттуда звонил по мобильному Лилии, та выглядывала в коридор и говорила, можно идти или нет. Таким образом они встречались уже три месяца. Необходимость толкала их на это. Валерий не мог привести девушку к себе, так как жил с матерью, старшим братом и его женой. Лилии же мать категорически запрещала приводить голодранцев в дом. «Порядочный, солидный мужчина всегда имеет место, где можно уединиться с девушкой, а шаромыжники в нашем положении нам ни к чему!» — не раз предупреждала она дочь.