Кто хочет процветать (СИ)

«Зачем ему понадобились эти последние впечатления? — задал себе вопрос подполковник и ответил: — Чтобы научиться убивать. Собирал материал, систематизировал, вникал и убил, но все-таки как художник, с фантазией. За что? А за успех! Которого сам не достиг. Ведь он был талантливым художником, а она простым химиком. И вдруг все оказалось наоборот. Она богата, известна. Он — ничто. Малюет бутылочные этикетки. Дизайнер-разработчик! — сплюнул Терпугов. — Отомстил, душу черную отвел да еще заработает, — продаст духи и тетрадь. Вот это ход!.. Может, да скорее всего так и есть, стал делать эти зарисовки неосознанно. На поверхности сознания было — сделать выставку, но подспудно толкало желание наказать за все свои неудачи Милавину. Кстати, надо узнать, когда в последний раз они встречались. Если недавно, то все ясно. Увидел ее во всем блеске и оторопел от зависти. Чтобы с ума не сойти от раздирающей душу злобы, принялся мысленно рисовать картины отмщения. Из множества эскизов выбрал убийство, оно в нем давно сидело. Подготовил все необходимое и создал картину с мертвой натурщицей. Все-таки, несмотря ни на что, в душе он считает себя личностью неординарной. «Да, много улик против меня, а вы докажите!» Что ж, и докажем. А для начала мы с вами, господин Фролов, встретимся!»

Подполковник вынул из кармана мобильный.

— Сергей, привет! Я по поводу картины из кабинета Милавиной. Нужен совет компетентного человека. Стоящая вещь или нет! Занят? Ну ты уж извини, но встретиться надо сегодня. Да, обязательно. В «Степном хуторке», в полвосьмого, идет? Значит, договорились!

* * *

Когда Фролов вошел в зал небольшого ресторана «Степной хуторок», Терпугов, выбравший столик в углу, не выказал своего присутствия, а с жадным интересом стал вглядываться в Сергея. Лицо его показалось ему обрюзгшим, землистым, глаза мертвыми, ни огонька в них, ни искорки, плечи бессильно опущены.

«А ты думал, носить в себе тайну убийства легко? Думал, справлюсь запросто. Ликовать буду!..» — с чувством злорадства подумал Терпугов.

Фролов заметил подполковника, подобие улыбки мелькнуло на его губах. Он подошел, протянул руку. Терпугов ответил. Сели, пробежали глазами меню. Сделали заказ.

— Так я тебя, Сережа, побеспокоил вот по какому поводу, — протянул подполковник Фролову снимок, по его приказу сделанный с портрета в кабинете Милавиной. — Я тогда там спросил тебя, как находишь кисть художника? Ты ничего толком не ответил. А меня заинтересовал этот портрет.

Фролов взял в руки снимок, дождался, когда принесут водку и закуску. Выпил и сказал:

— Кисть хорошая! Да художник — не очень. Дальше не пошел. Это его первая и последняя вершина.

— Ты его знаешь? — сыграл изумление Терпугов.

— Знал… когда-то. Много звезд он хотел с неба. Да не рассчитал силы. Слаб оказался…

— И оттого, наверное, пропал?

— Оттого и пропал, — вяло улыбнулся Фролов. — Ты чего, Борис, не пьешь? Давай!

Они чокнулись запотевшими стопками.

— Совсем пропал или?..

Фролов поморщился, устремив свои страшные, без единой живой искорки глаза куда-то поверх головы Терпугова.

— Может, и совсем. Хотел было попытаться вновь… да путеводная звезда закатилась…

Терпугов согласно кивнул, поддел на вилку кусочек рыбы и спросил:

— Что ж ты мне, Сережа, ничего не сказал?

Фролов перевел на него свой взгляд.

— А это что-нибудь изменило бы?

— Как сказать, — наливая в стопки горькую рябиновую, ответил Терпугов. — Я вот узнал, — покачивая головой и закусывая соленым огурцом, продолжал он, — что ты виделся с Милавиной за неделю до ее смерти. И до этого вы в ресторане вместе обедали. А ресторан дорогой. Она, значит, тебя пригласила, ведь так?

— Так! А еще до этого ты узнал, что мы были с ней близки и даже хотели пожениться, а потом я задурил и пропал.

— Верно.

— И ты решил, что, встретив Тину, я из зависти убил ее.

— Не исключено.

— Не было мне смысла ее убивать. Она предложила мне помощь. Обещала организовать выставку моих работ в одной частной галерее. И на карнавал пригласила, чтобы познакомить с состоятельными людьми, которых могли бы заинтересовать мои картины.

— А признайся, захотелось дважды войти в ту же воду? И даже подумывал, что удалось, но на карнавале убедился — древние мыслители осечек не дают. Ты понял, что Милавина крепко увязла в молодом Пшеничном.

— Угадал! Крепко увязла. Я даже ее обидел, пошлость сказал. Теперь жалею.

— Но зато выставку ты себе обеспечил. И какую! Резонанс по всей Москве. Ведь там будут зарисовки со свежего места преступления. Там будет представлено, как была убита Валентина Милавина. Думаю даже, что изменишь своему излюбленному угольному карандашу. Освещение уж больно захватывающее. Ты, наверное, сделал наброски, когда она была еще живая, без сознания, но живая, а потом ласково так, затянул на шее любимой шарф, несколько штрихов карандашом нанес на бумагу и исчез. И не ожидал, что утром я тебе позвоню.

Фролов устало рассмеялся:

— Сам же говоришь, что ты мне позвонил. Ну а не позвонил бы, как бы я смог сделать наброски с Милавиной, если бы меня там не было?