Кто моя мама

— Два года, — ответила девочка, — и половина.

— Умница какая, и сколько лет знает! — похвалила старушка. — А фамилия твоя как? Маму как по фамилии называли?

— Мо… ку-усёва, — с усилием проговорила девочка и заболтала ножками.

— Макушева она! — обрадовалась старушка.

— Похоже, что так, — с некоторым сомнением согласилась инспектор.

— А где ты живёшь?

— Дома. Я к маме хочу!

Адреса своего девочка не знала.

— Ну что же, товарищи, спасибо. — Инспектор встала. — Сейчас, Галя, я тебе игрушек дам. У нас много игрушек. Хорошие.

Старушка поцеловала девочку в щёку и посадила её на скамейку.

— До свиданья, деточка! — Потопталась в нерешительности. — А теперь как же будет? Про мать-то она что сказала, — помните?

— Ну, с кем-то она живёт, — отозвалась инспектор. — Будут искать потеряшку, у нас и найдут.

Но о Гале Маку́шевой, двух с половиной лет, никто не справлялся. Никто ее не искал.

Гулина бабушка

В квартире часового мастера Мокроусова прозвенел, звонок. В дверь протиснулся мокрый зонтик. Потом показалась владелица зонтика — аккуратная старушка в добротном пальто и светлой шёлковой шали.

Хозяин, плотный, неряшливо одетый мужчина, отступил, нахмурился.

Не замечая его замешательства, старушка деловито поставила раскрытый зонтик в угол передней.

— Экий дождина хлещет! Подол хоть выкручивай. Ну, здравствуй, Виктор Анатольич! Наташа дома? Ох, я ж её и поругаю! На два письма мне не ответила! А я в Калинине заболела. Вот и прогостила у старшего сына больше трёх месяцев…

— Наташа? — вымолвил мужчина подавленно. — Наташу уже три месяца как схоронили.

— Как?! — Старушка выронила из рук свою большую, туго набитую сумку. — Наташа! Господи! Что ты говоришь?

— Так уж вышло. Заболела сильно. В больницу не хотела ложиться, а потом…

— Не уберёг, сухарь! — жёстко оборвала старушка, и слёзы потекли по её полным щекам. — А Гуленька? Здорова?

— Видите ли… Настасья Акимовна… — он замялся.

— Что? Что? — в страшной тревоге старушка подступила к мужчине. — Да говори!

— Гули тоже нет. Её… украли. В сквере.

Старушка вся обмякла, опустила бессильно руки: казалось, она сейчас упадёт.

— Это что же? Бросил ребёнка одного, аспид? Да как украли-то?

— Вы сядьте, Настасья Акимовна. Я заявил, сразу же заявил. Не могут найти.

Приткнувшись на стуле, старушка тряслась от рыданий:

— Да как это? Кто же ребёнка украдёт?

— Олимпиада Егоровна с ней гуляла в сквере. Тётка моя, помните, может? Я же работаю, за ней тётка присматривала. Ну, она, тётка Олимпиада, значит, отошла к ларьку… булочку, что ли, для Гули купить. Возвращается к скамейке, а девочки нет. Вы хоть узнайте, Настасья Акимовна, в милиции! Тогда же заявлено было… — Он назвал отделение милиции и посмотрел на часы. — Вы извините, я должен уйти, меня ждут срочные заказы. На работу опаздываю.

Придавленная горем старушка брела под проливным дождём. Зонтик свой она забыла у Мокроусова. Шёлковая шаль промокла, прилипла к голове. Старушка ничего не замечала.

Ей представлялся Стёпа, средний сын, весёлый, жизнерадостный, рядом с молоденькой женой Наташей. Все трое — отец с матерью и бабушка — любуются крошечной Гулей… И вот заводские товарищи Степана произносят речи над опущенным в чёрную яму гробом. От тяжёлого воспаления лёгких Стёпа так и не поправился — подвела старая фронтовая рана… Гуле два года; она протягивает ручонки, просит: «Баба, не уходи! Живи опять с нами!» Но она уходит, едва заслышит шаги часовщика. Новый муж Наташи не захотел, чтобы Настасья Акимовна жила с ними, и она переселилась к младшей дочери, навещает внучку в те часы, когда он на работе. Наташа всё молчит: как-то притихла. Не жалуется, но бабушка видит, что она несчастна. К маленькой падчерице Мокроусов глубоко равнодушен, — не замечает ребёнка.

«Гуленька моя! Как же ты осталась с ним без мамы?» — с ужасом думала бабушка.

Домой Настасья Акимовна вернулась в таком состоянии, что дочь и зять хотели вызвать врача. Но бабушка заставила их сейчас же ехать в отделение милиции, указанное Мокроусовым. И сама поехала, даже не обсушившись.

Действительно, месяца два назад было такое заявление, что 15 августа в Таврическом саду пропала трёхлетняя Леночка или Гуля, как её называли, Емельянова. Мокроусов не удочерил падчерицу, и она носила фамилию отца.

Вместе с дочерью Настасья Акимовна съездила за город, к тётке Олимпиаде. У неё был свой домик в пригороде.

Эта грузная сварливая женщина очень не понравилась бабушке. Тётка даже сесть им не предложила, не стала и разговаривать: «Всё в заявлении указано. Оставьте вы меня в покое!»

Заявили в угрозыск. Там обещали принять меры. Но поиски не дали результатов.

Первое время бабушка чуть не каждый день ездила в Таврический сад. Сидела то на одной, то на другой скамейке, разговаривала со сторожами. Никто не мог вспомнить, чтобы тут украли девочку. Летом, в хорошую погоду, нередко случался переполох — шум, крик, слёзы: зазевавшаяся мать не сразу находила убежавшего ребёнка. Сад большой, детей там гуляет множество. Но как будто все происшествия кончались благополучно.