Галя сидела у окна, облокотившись на подоконник и прижав ладони к ушам. Она читала «Школу» Гайдара. Скорей бы уж включили телевизор и мальчики убрались бы в зал.
Кто-то тронул Галю за плечо, она обернулась. Перед ней стоял второклассник Валерка Громов. Значит, шесть часов? Его отпустили до шести. Молодец, не опоздал.
Валерка извлёк из кармана вельветовых штанов какой-то свёрточек:
— Это тебе!
Довольная ухмылка расплылась по его толстощёкому лицу, маленькие глазки, окружённые белёсыми ресницами, превратились в щёлочки. Валерка напоминал вислоухого, нескладного щенка; вдобавок он косолапил, ступал вразвалку, носками внутрь.
В бумажке оказалось раздавленное пирожное с кремом.
— Я хотел и это съесть, — признался Валерка, — да про тебя вспомнил.
— Зачем оно мне? — напустилась на него Галя. — Что нам, сладкого, что ли, не дают? Сегодня на третье был яблочный мусс, если хочешь знать! Ты бы пальчики облизал. Смотри, карман кремом вымазал. Фу! Носовой платок не потерял, грязнуля?
Валерка вытащил тёмно-серый комочек.
— Ты им что вытирал — нос или водосточные трубы? — Галя счистила следы крема с Валеркиной криво застёгнутой куртки. Потом застегнула её как следует. Взяла с подоконника пирожное:
— Ваня и Коля Ситниковы! Подите сюда!
Первоклассники-близнецы с неохотой оторвались от созерцания игры в хоккей и подошли к Гале. Она разломила пополам пирожное и дала им:
— Кушайте! Вы умники! Не то, что мой Валерка, неряшка противный!
— Валерик, а почему ты ботинки не вычистил, как пришёл? — сказала Софья Павловна. — Сейчас же отправляйся в гардеробную. Вечно по лужам шагаешь, точно нет тебе другой дороги. Каждый месяц кастелянша не будет тебе ботинки выдавать.
Валерка переступил с ноги на ногу и угрюмо скосил глаза на свои грязные ботинки.
— Ступай! Ступай! — Галя слегка подтолкнула его в спину. — Почистись! Умойся!
Нехотя Валерка поплёлся в гардеробную. Только от Гали он готов был стерпеть любые упрёки.
Своим вздорным характером он досаждал не только воспитательницам и учителям в школе, но и ребятам. То хохотал так, что стёкла звенели, шумел, скакал, приставал ко всем, то набычивался, на вопросы не отвечал, грубил, ревел по пустякам.
Галя задумалась над раскрытой книгой. Ох, этот Валерка! Девочки часто удивляются, что Галя без конца с ним возится. А как с ним не возиться, если его никто не любит? Вот у первоклашки Любочки Цветковой сколько угодно шефов. Старшие девочки наперебой ухаживают за Любочкиными густыми волосами, расчёсывают ей косы, платья наглаживают, сказки читают, ласкают её. Любочка всем нравится: хорошенькая, чистенькая, отличница. В детском доме она недавно и сразу стала всеобщей любимицей.
А Валерка совсем другой… Как-то Галя видела Валеркину мать, когда она пришла за Валеркой. Мать у Валерки кондукторша, живёт в общежитии. Она ещё молодая, волосы в мелких кудряшках, нарядная. На Валерку часто кричит, ругает за что-нибудь тут же, ещё не выйдя из вестибюля. Хватает за руку и уводит, целуя на ходу и обещая повести его в зоосад и в кино. Как это они хотят сразу пойти в два места, не понятно…
Чей-то звонкий голос крикнул за дверью:
— Телевизор пустили!
Торопясь доиграть в хоккей, мальчишки завопили пуще прежнего. Девочки поспешно укладывали в шкаф костюмы.
— Игры за собой уберите! — приказала Софья Павловна.
Топот ног за Галиной спиной выплеснулся в коридор, дробно прокатился по нему, удаляясь.
Галя заслонила глаза ладонями и прижалась лицом к оконному стеклу. Стал виден двор, погружённый в густые сумерки. Деревья мотало ветром. Галя вглядывалась в полутьму, и ей представлялось, что за толстыми липами нет каменной ограды с чугунными прутьями, а простирается лес.
Летом они выезжали на дачу.
Однажды во время дальней прогулки Галя отстала и вдруг очутилась совсем одна в лесной чаще. Сладкая пахучая тишина затопила её всю, с макушки до сандалий, надетых на босу ногу. Лишь тоненько что-то звенело в пронизанной солнцем листве, и не понять было, звенит ли у Гали в ушах или какая-нибудь стрекоза так трепещет своими крыльями. А пахло-то как! Галя закрыла глаза, подставив лицо нежным и тёплым волнам воздуха.
А сейчас лес, наверно, мрачный, таинственный. Мокрые стволы тихонько гудят, к чему-то прислушиваются. Деревьям и кустам жаль потерянной листвы, что сорвала с них осень.
Может быть, качая ветвями, они зовут снег? Под снежным одеялом им теплее.
Пойти бы по осеннему унылому лесу дальше и дальше… в чащу. Как там страшно, должно быть, и… как хорошо!
Галя вздрогнула, — так живо ей вообразилось, что щеки её коснулась мокрая ветка, будто чья-то осторожная рука.
Она оглянулась, и лес пропал. Групповая комната залита электрическим светом, у шкафа валяются бумажный цветок и кусок разорванной ленты. Галя машинально подняла с пола обрывки и положила на стол. В дверь заглянул долговязый юноша.
— А, вот ты где, Макушева! — протянул он многозначительно. — Ты зачем это авторитет детсовета подрываешь, а?
— Подрываю? Я? — Галя снизу вверх удивлённо смотрела на высокого девятиклассника.
— Конечно, подрываешь. Кто Юрке Пахомову книгу принёс?
Галя покраснела.