- Да. Я … У меня есть кое-что, что, возможно, вас заинтересует. Какой-нибудь коллекционер может заплатить за это большие деньги. Если коллекционер правильный.
- Но это не книга, которую вы принесли, да? - Дрю теперь было видно название: «Посылки с Олимпа». На корешке заголовок написан не был, но Дрю владел такой книгой много лет, поэтому хорошо его знал «Письма от 20 крупных американских писателей, написанные собственноручно».
- Нет, конечно, это не она. - Джеймс Хокинс нервно хохотнул. - Это только для сравнения.
- Хорошо. Я слушаю вас.
Мгновение «Джеймс Хокинс», кажется, не мог решить, с чего начать. Затем, поправив под мышкой манильский конверт и крепче прижав его локтем, начал быстро перелистывать блестящие страницы «посылок с Олимпа», пропустив записку Фолкнера, в которой тот ругал какую-то продовольственную компанию в Оксфорде, Миссисипи, за неправильно выполненный заказ, захватывающее послание Юдора Велти Эрнест Хемингуэй, записки непонятно о чем от Шервуда Андерсона и список покупок в бакалейном магазине, написанный Робертом Пенном Во-Ррэн и украшен рисунком двух танцующих пингвинов, один из которых курит сигарету.
Наконец он нашел, что искал, положил книгу на стойку и вернул ее к Дрю.
- Вот, - сказал он. - Посмотрите на это.
Сердце замерло у Дрю, когда он прочитал заголовок: От Джона Ротстайна Фланнери О’Коннор. Бережно переснятое письмо было написано на разлинованных листах бумаги с неровным левым краем, там, где он был вырван из записной книжки, купленной в магазине «все по десять центов». Небольшой аккуратный почерк Ротстайна, совсем не похож на руку большинства писателей, никак невозможно было не узнать.
19 февраля 1953
Дорогой Фланнери О’Коннор,
Я получил Ваш замечательный роман «Мудрая кровь», который Вы любезно подписали для меня. Я могу говорить замечательный, потому что купил его, как только он вышел, и сразу же прочитал. Я так же рад получить копию с автографом, как Вы, не сомневаюсь, радуетесь авторскому гонорару от еще одного проданного экземпляра! Мне понравилась вся разношерстная компания персонажей, особенно Хейзел Моутс и Енох Эмери, вратарь зоопарка, с которым, уверен, мой Джимми Голд захотел подружиться. Вас называют «знатоком гротеска», мисс О’Коннор, однако чего критики у Вас не замечают - вероятно, потому что сами лишены этого качества, - так это Вашего безумного чувства юмора, не знающего границ. Я знаю, Вам нездоровится, но надеюсь, что, несмотря на это, Вы будете продолжать работать. Это важная работа. Еще раз спасибо.
Джон Ротстайн
PS: До сих пор смеюсь над знаменитой курицей !!!
Дрю рассматривал письмо дольше, чем было нужно, чтобы успокоиться, затем перевел взгляд на мальчика, который назвал себя Джеймсом Хокинсом.
- Знаете, о какой курице идет речь? Если хотите, я поясню. Это удачный пример того, что Ротстайн называл свободным чувством юмора.
- Я проверил. Когда мисс О’Коннор было шесть или семь лет, у нее была курица - ну, по крайней мере она так говорила, - которая ходила задом наперед. К ней приехали люди из киножурнала и сняли сюжет для новостей. Курица попала в фильм. Мисс О’Коннор потом говорила, что это самое большое событие в ее жизни, а дальше все пошло на убыль.
- Это действительно так. Теперь, если уж мы разобрались с курицей, чем могу помочь?
Мальчик тяжело вздохнул и открыл застежку на манильском конверте. Из конверта он достал фотокопию и положил рядом с письмом Ротстайна в «Посылку с Олимпа». Лицо Дрю Халлидея оставалось спокойно-заинтересованным, но под стойкой его пальцы переплелись так, что коротко стриженные ногти впились в ладони. Он мгновенно понял, что перед ним. Закорючки на хвостах «у», всегда отделенные «бы», высоко поднятые «в» и «р» низко опускаются. Вопрос в том, как много знает «Джеймс Хокинс». Возможно, немного, но скорее значительно больше, чем следовало. Иначе не прятался бы за усами и очками, подозрительно похожими на те очки со стеклами без диоптрий, которые можно купить в аптеке или магазине одежды.
Наверху страницы стояла цифра 44, обведена в кружок. Ниже шел отрывок стиха.
Самоубийство ходит по кругу, или мне так видится; У вас может быть свое мнение, но пока подумайте над этим.
«Plaza в первых лучах рассвета», - так можно сказать в Мексике. Или в Гватемале, если хотите. В любом месте, где в комнатах все еще вешают на потолок деревянные вентиляторы.
Не важно, ведь в синем небе blanco, лишь рваные верхушки пальм, и Rosa, где мальчишка полусонный У кафе моет камни мостовой. На углу, в ожидании первого …
На этом стихотворение обрывался. Дрю посмотрел на мальчика.
- Там дальше о первом утреннем автобусе, - сообщил Джеймс Хокинс. - Тот, который по проводам ездит. Он называет его «trolebus». Это на испанском «троллейбус». Жена мужа, которая это рассказывает - или, может, его подруга, - сидит мертвая в углу комнаты. Она застрелилась, и он только ее нашел.