Кто не спрятался (сборник)

На следующий день у меня впрямь было натуральное дежурство – только по отделу. Закрутили всякие мелкие дела, и когда я спохватилась наконец набрать номер Шу-шу, ее уже не оказалось дома. Меня это огорчило. Во-первых, потому что, подучив заряд энергии от разговора с Тарасычем, хотелось немедленно пустить ее в ход. Во-вторых, потому что ненавязчивый обычно Чиж вдруг вспомнил о моем существовании и поинтересовался, чем данный сотрудник в данное время занят. Немногословно, но увесисто напомнив, что последний раз я выступала на страницах родной газеты почти месяц назад, он пожевал бороду и сообщил, что читатели ждут новых материалов полюбившегося им автора. Пришлось, как говорит Лорчик, скрипя сердцем, поведать ему в двух словах про книголюбов и про наркотики. Сердце мое скрипело от того, что я не люблю рассказывать про свои планы: боюсь сглазить.

Наутро выяснилось, что не я одна тягощусь двухдневной разлукой. Шу-шу устроила мне по телефону целый скандал по поводу того, куда я пропала. Она, оказывается, безумно все это время обо мне беспокоилась, не забывала ни на минуту. Хочет, чтобы я немедленно ехала к ней. Варит кофе. Целует. Ждет.

И вот я опять у нее в квартире. Теперь я осматриваюсь здесь с новым интересом. Особенно привлекает внимание тумбочка: хорошо бы повнимательней изучить ее содержимое. Но Шу-шу (уже с утра что-то слишком оживленная) и не думает о предосторожностях. Лезет в сумочку, извлекает оттуда белый пакетик (раз в сумочке – значит, скорей всего, товар свежий, отмечаю я). Весело командует:

– Пойди-ка на кухню, там в самой левой полке наверху – весы. Тащи их сюда.

Пока Шу-шу аккуратно вытрясает крупинки порошка на маленький клочок бумаги, я стою над ней с аптекарскими весами в руках – не хватает только повязки на глазах. Имею ли я право судить? Не знаю. Но увидеть все это и рассказать о том, что увидела, а главное, что поняла, я считаю себя обязанной.

Шу-шу снова отвешивает два грамма. Краем глаза я отмечаю, что в пакетике остается еще столько же, если не больше. Вчера от Тарасыча я узнала богатое слово – толерантность, по-простому – способность (и потребность) в восприятии алкоголя или наркотиков. Один пьянеет со ста граммов водки, другому нужна бутылка. Кому-то хватает кубика разведенного морфина, Шу-шу на моих глазах закатывает себе пять...

– Это не слишком много? – спрашиваю я с опаской и, спохватившись, объясняю свою тревогу: – Привыкнешь, а он вдруг кончится...

– “Вдруг” не кончится, – успокаивает меня Шу-шу, расслабленно откидываясь в кресле. По лицу ее начинает опять блуждать та вполне идиотическая улыбочка, напугавшая меня однажды. – Кончай менжеваться, бери, пока дают...

Но все мои вопросы имеют теперь определенную цель (по крайней мере, мне так кажется), поэтому я продолжаю “менжеваться”:

– Слушай, это же все дико дорого. У меня нет таких денег.

В ответ Шу-шу приоткрывает на секунду глаза, смотрит на меня с усмешкой, вяло машет рукой: дескать, я могу не волноваться, она угощает. Беру шприц, флакон с раствором и удаляюсь в ванную. Может, вылить в раковину все сразу? Глупо. Не поверит, что вкатила себе так много. Да и какой смысл? Как она сказала: “Вдруг” не кончится”?

Через некоторое время Шу-шу снова на ногах. Движения неровны, глаза блестят, зрачки в пол-лица. Опять начинается паломничество разных людей. Теперь я отмечаю, что те, кто приносит барахло или другой дефицит, проходят в комнату, без стеснения вываливают товар на стол или на ковер. Другие, их меньше, появляются чаще с пустыми руками и с пустыми руками уходят, перед этим вместе с Шу-шу закрываются на кухне. Среди них – давешний хорек. Всего таких было трое: две девицы, явные путаны, и он. Когда появилась первая, Шу-шу захватила с собой на кухню сумку... Улучив момент, я зашла туда, когда никто не видел, на секунду приотдернула “молнию”. На дне лежали белые пакетики – сколько, я с перепугу не заметила...

Взглянула на часы и ужаснулась: восемь вечера! Что это я так расписалась? Тем более, самое основное я рассчитываю узнать завтра. Но вот парадокс: если завтра я действительно узнаю, откуда текут наркотики, материал мне писать не придется. Во всяком случае, в ближайшее время. У меня хватает соображения понять, что взять эту пакость с поличным неизмеримо важнее, чем прокукарекать очередным разоблачительным опусом, а там хоть не рассветай... Поэтому быстро записываю два заключительных эпизода – главным образом потому, что без них теряет смысл вся предыдущая писанина. (Перепечатать, видимо, уже не успею. Но в редакцию отвезу – чтоб в крайнем случае сразу нашли.)