Кто не спрятался (сборник)

- Какой бледненький! Как вас оставить-то, даже не знаю.

- А вы не оставляйте, - сказал я нахально и взял ее руку в свою.

- Бледненький, но шустренький, - ехидно ухмыльнулась она, но руку не отобрала.

Это воодушевляло, но одновременно внушало опасения, смогу ли я, если что, в нынешнем своем состоянии быть на высоте. Несколько секунд мы смотрели друг на друга, насмешливо улыбаясь, и эти улыбки подвигли меня на то, чтобы сжать ее руку чуть сильнее.

- Больной, - сказала Марина, делая строгое лицо, но носик дернулся и выдал ее с головой, - больной, не забывайтесь! Вам нельзя делать резких движений.

- Хорошо, - согласился я, - будем делать плавные. - И потянул ее к себе.

- Ну ладно, - вздохнув, сдалась она. - Вы сегодня герой, вы пострадали, а пострадавшему герою женщина отказать не вправе. Я поцелую вас, так и быть. В лоб.

Я не стал спорить, а когда она склонилась надо мной, одной рукой обнял ее, а другой нашарил на стене выключатель. Она таки действительно поцеловала меня в лоб. Но потом губы ее сами собой скользнули ниже, встретившись с моими. И тут мы окончательно разобрались с местоимениями и перешли на "ты".

12

Звонок начал звенеть еще во сне. Каким-то неведомым, свойственным снам образом он вписался в сюжет того, что мне снилось, и поэтому я, даже проснувшись, лежал с закрытыми глазами, пытаясь сам себя уговорить, что все еще сплю. Но он, подлец, звенел, трезвонил, заливался, переходя на треск и хрип, и пришлось все-таки признать его реальностью. Марина ушла под утро, и я шатался, как сомнамбула, стараясь попасть в рукава халата и слепо шаря босыми ступнями по полу в поисках тапочек.

Передо мной на пороге стоял Валиулин. В одной руке он держал одинокую гвоздику, в другой - яблоко.

- Вот, - сказал он, протягивая мне и то и другое, - приехал навестить больного.

Я хотел было сказать ему в ответ, что я о нем думаю, но только безнадежно махнул рукой и поплелся обратно в комнату. Выполняя свой моральный долг, Валиулин, вероятно, поднял бы меня и со смертного одра.

Забившись обратно под одеяло, я слушал, как он по-хозяйски гремит посудой на кухне, наливает воду в чайник, чиркает спичками, и с поразительным спокойствием размышлял о том, что сказал бы Валера, узнай он о моей находке в квартире Черкизова. То есть даже не о самой находке, а о том, что я ее скрыл. В сущности, это было самым настоящим должностным преступлением. И чем бы я его ни оправдывал, в данном случае валиулинский моральный долг состоял бы, наверное, в том, чтобы сделать мне козью морду. В полном объеме.

- Где у тебя кофе? - крикнул Валиулин. Я рассеянно ответил. Может, все-таки сказать ему? Как говорится, лучше поздно, чем никому... Ну сказать, конечно, так просто теперь не скажешь, а под каким-нибудь предлогом пойти туда еще раз с понятыми, дальше проявить недюжинную интуицию, обнаружить пакет в альбоме... Еще и благодарность, глядишь, схлопочу. Вопрос: как это отразится на судьбе Витьки Байдакова? Ответ: скорее всего, никак. Им про Черкизова известно, что он мог держать "общак". Решат, что вкладыши хранились у него, а сами книжки - у кого-то другого. И будут радоваться, что лишили мафию такого солидного куша, станут это вставлять во все отчеты...

Я вдруг поймал себя на том, что думаю: "будут", "станут". Будут и станут Валиулин со Степанидой, а я, значит, не буду и не стану? Вопрос: на кой черт мне все это надо? Ответ: ни на кой. Просто я почему-то решил, что это выйдет чересчур жестоко, если Витьку, хоть и отнюдь не безгрешного, расстреляют за то, чего он не совершал.

"Почему-то решил!" Строишь из себя благородного Ланселота? А может, все проще? А может, ты простенько, примитивненько завелся? Обнаружил эти краны-стаканы (черт, почему они все время рифмуются?), потом нашел вкладыши и теперь стопроцентно убежден, что убийца не Байдаков, а тебе никто не хочет верить. И ты завелся. Тебе надо во что бы то ни стало доказать, что ты прав! Так?

Бог его знает... Что мне известно доподлинно, так это то, что вчера я уже получил хорошенько по башке. А если мои игры дойдут до начальства, к этому прибавятся крупные служебные неприятности. Вот сейчас выйти на кухню и сказать Валиулину: "Мне соседи Черкизова сообщили, что у него некоторое время назад подозрительно стучали в пол. Вдруг там тайник? Надо бы сходить посмотреть..." Я вышел на кухню, и Валиулин сказал мне, разливая дымящийся кофе по чашкам:

- Ну, давай излагай, как ты на него вышел.

- На кого? - не понял я.

- Как на кого? На этого Шкута! Давай, давай, не скромничай! У него в квартире было в обшей сложности четырнадцать разных предметов, находящихся в розыске. И все по нашим семнадцати кражам! Два видеомагнитофона, норковая шуба, бриллиантовая брошка, - начал перечислять Валиулин. - Но самое главное спи-со-чек! Двадцать шесть адресов - и против семнадцати уже стоят крестики! Ты понял? Мы нашли наводчика!

- Сказка, - пробормотал я, глядя на ликующего Валиулина.

- Ты опять чем-то недоволен? - подозрительно спросил он.