- Слушаю вас, - сказала Елена Сергеевна, а я все не мог оторваться от потрясающих бронзовых часов с амурами, психеями, панами и еще бог знает чем. Даже мне, профану, было понятно, что они страшно старые и поразительно тонкой художественной работы.
Проследив за моим взглядом, Елена Сергеевна снисходительно улыбнулась:
- Виктор Васильевич всю жизнь собирает антиквариат, это его главная страсть. Он ведь чтец, ему часто приходится разъезжать с концертами по разным городам, и всюду он что-нибудь отыскивает. Правда, сейчас с этим стало так трудно... По-моему, у чтецов это профессиональная болезнь. Вы знаете, наверное, Смирнов-Сокольский собирал книги, а Виктор Васильевич...
Она обвела комнату рукой.
- Вот эти часы, на которые вы обратили внимание, по некоторым сведениям, принадлежали самому Наполеону, их якобы отбили у арьергарда наполеоновской армии платовские казаки в двенадцатом году. Но я не верю! Про всякую приличную вещь говорят, что она была никак не меньше, чем у Наполеона, Павла или Людовика. Виктор Васильевич купил их лет пятнадцать назад у какого-то забулдыги в Костроме, отмыл, подреставрировал... Да, так мы отвлеклись. Вы говорите, что пришли насчет Саши?
Я рассеянно кивнул головой. Я все еще не мот отделаться от впечатления, которое произвело на меня мое открытие. Мы сидели напротив друг друга в музейных креслах с резными позолоченными подлокотниками, а между нами стоял столик, который, вероятно, можно было бы назвать журнальным, если бы ему не было лет сто пятьдесят. Его крышка состояла из тщательно подобранных и подогнанных кусочков отполированного зеленого камня, образующих затейливую мозаику. Я готов был поклясться, что видел однажды подобный малахитовый столик в комиссионном магазине на Октябрьской площади, куда мы случайно забрели с Ниной. Он запомнился мне потому, что Нина восхищалась не столько столиком, сколько ценой на него: там была какая-то пятизначная цифра.
Столик украшала хрустальная ладья, помещенная в металлическую корзину тончайшей работы. Я уже понял, что в этом доме она не серебряной быть не может. И если даже на ней нет клейма поставщика двора его императорского величества, какого-нибудь Хлебникова или Фаберже, корзинка стоит столько, сколько я не зарабатываю за целый год. Кругом висели на стенах картины в массивных лепных рамах, стояли на полках статуэтки и вазы, а за фигурными створками шкафов тускло отсвечивал фарфор.
- Да, - сказал я, - совершенно верно. Насчет Саши.
- Ох, - вздохнула Елена Сергеевна, - он очень трудный мальчик. Отец так с ним мучается. А уж меня он просто ни во что не ставит! А что, собственно, случилось? - вдруг испугалась она.
- Как что, Елена Сергеевна? Разве Саша не пропал? Он уже два дня не ходит в школу!
Она посмотрела на меня удивленно:
- Вот вы о чем. А что, теперь, если ребенок два дня пропускает школу, сразу присылают корреспондента?
Не так уж она простодушна, эта медуза.
- Нет, - сказал я сухо, - не сразу. У меня есть еще основания интересоваться Сашей.
Она возвела очи горе:
- Я, конечно, всего лишь мачеха... Но раз уж вы пришли, расскажите, пожалуйста, в чем дело. Я хоть буду иметь возможность подготовить Виктора Васильевича. Он такой нервный...
Я рассказал ей о письме Кригера. Она всплеснула руками:
- Ах, ну конечно, я знаю его! Его убили вчера, кажется, или позавчера. Это ужасная история, весь дом у нас только об этом и говорит! Да, он бывший Сашин учитель, Саша иногда бегал к нему наверх. Но почему он не обратился сначала к нам, а сразу в газету?
Понемногу мне становилось понятно почему.
- Не знаю, - сказал я. - Может быть, потому, что у вас ребенок, как вы его называете, вторые сутки пропадает неизвестно где, а вы...
- Но ведь он нашелся! - перебила она меня.
- Когда?! - Я так подался вперед, что чуть не опрокинул столик вместе с вазой.
- Сегодня, - сказала она с испугом. - Я час назад пришла с работы и сразу увидела, что все в его комнате перевернуто, исчезла спортивная сумка, кое-что из одежды, его магнитофон.
- И это вы называете "нашелся"? - спросил я.
- А вы это называете "пропал"? - парировала она. - Он, между прочим, взрослый человек, ему семнадцать лет. К тому же у него постоянно какие-то бзики: то грозится пойти ночами вагоны разгружать, то перестает брать у нас деньги даже на завтраки. А теперь вот это. Правильно Виктор Васильевич говорит: он ему сроду ни в чем не отказывал, а надо было... Что вы хотите переходный возраст... Но вообще-то вам надо с мужем поговорить, он занимается его воспитанием.
Из ее слов скорее можно было понять, что Сашиным воспитанием не занимается никто.
- Последний вопрос, Елена Сергеевна. А не мог Саша поехать к Жильцовым?
- К Жильцовым? - Она высоко подняла брови. - Ах, Витя Жильцов! Мы как-то об этом не думали.
- Но может быть, имеет смысл им позвонить?
- Жильцовы - это знакомые Сашиной матери. Она... умерла. Виктор Васильевич уже много лет не поддерживает с ними отношений. Но от Саши я слышала, что они сейчас живут где-то в новом районе, кажется, без телефона.
Она встала. Я понял, что меня выставляют.