Кто не спрятался (сборник)

В воскресенье на бегах народу тьма-тьмущая. Я с трудом нашел место на стоянке, чтобы воткнуть "Жоржа". Дыскину, разумеется, было легче. Я подождал, пока он, размахивая мотоциклетным шлемом, взбежит по ступенькам, закрыл машину и двинулся следом. В очереди за билетом и программкой он стоял человек на двадцать впереди меня, но когда я прошел контролеров, то сразу же увидел его: Валя был неподалеку, увлеченно изучая состав участников первого заезда. Как только я оказался в поле зрения, он повернулся и пошел на трибуны. Предосторожности не были лишними: в такой плотной толпе мы могли потеряться в два счета.

Я уже минут десять стоял на самом верху лестницы между двумя колоннами, а никого, хотя бы отдаленно похожего на Глобуса, не было видно. Наездники в своих качалках один за другим выкатывались на старт. Я поискал глазами Дыскина. Он стоял с другой стороны, методически обшаривая взглядом публику. Вид у него был смурной.

Ударил гонг, лошади побежали. Все взгляды были теперь устремлены на дорожку. Вдруг по толпе прошло глухое брожение, будто порывом ветра колыхнуло верхушки деревьев.

- Арбат сбоил и сделал проскачку, - бесстрастным голосом сообщил репродуктор.

- Ах, мать твою! - воскликнул мужчина в клетчатой кепке рядом со мной и даже зачем-то ударил меня программкой по плечу. - Жулье! Арбат - невыбитый фонарь! Его весь ипподром играет!

Я сочувственно кивнул ему и в процессе этого кивка увидел прямо под собой, пятью ступенями ниже, круглую, как шар, лысую голову. Быстро взглянув на Дыскина, я понял, что он тоже увидел Глобуса. Ну, сказал я сам себе, с Богом!

Рядом с лысиной возвышалась черноволосая лохматая голова, посредством крепкой борцовской шеи укрепленная на широченных плечах. Если мне не изменяла память, именно этот паренек сидел тогда за рулем белого ворованного "москвича". Второй был, кажется, пониже ростом и к тому же белобрыс. Интересно, к кому из них двоих у меня имеется небольшой счетик?

Глобус что-то пометил в программке карандашиком и, обернувшись, сказал несколько слов красивому молодому человеку в твидовой куртке, отчего тот засмеялся. Я начал потихоньку спускаться к ним. Когда между нами осталась одна ступенька, я остановился. Нас разделяло несколько голов, но теперь при желании можно было расслышать отдельные слова.

Заезд окончился. На землю полетели тысячи проигравших билетиков. Голубое несбывшееся счастье.

- Иди получи, - лениво бросил Глобус своему черноволосому телохранителю. Голос у него был бархатный, с легкой хрипотцой.

Раздвигая толпу плечом, лохматый протиснулся вниз, к барьеру, и оказался рядом с маленьким плотным коротышкой в распахнутом пальто, вокруг которого происходило постоянное движение наподобие водоворота. Люди подходили и отходили, совали деньги или, наоборот, получали, а букмекер с непостижимой скоростью обслуживал клиентов, успевая считать купюры и что-то чиркать в своей программке. Однако с появлением лохматого в рабочем ритме коротышки произошел легкий сбой. Оставив на секунду-другую остальных игроков, он нашел для посыльного Глобуса не только деньги, но и улыбочку. Как мне показалось слегка подобострастную.

Красавчик в твидовой куртке слегка наклонился к уху лысого. Я весь подался вперед и услышал:

- Мы сегодня играем конюшню?

- Да, - буркнул в ответ Глобус. - Два раза. Все заряжено.

Красавчик с удовлетворенным видом откинулся. "Отлично, - подумал я. - "Мы" - это замечательно!" Вот и первая связь наметилась. Насколько позволяли судить мои знания предмета, этот диалог, во-первых, означал, что сегодня, по крайней мере, в двух заездах "заряженные" наездники, которым за это заплатили, будут придерживать лошадей, выпуская вперед какую-нибудь темную кобылку, а во-вторых, что твидовый красавец и наш Глобус хлебают из одного корыта. Причем, если я правильно оценивал статус лысого, сам он, не считая мелких ставок у бука, играть не станет. По всему ипподрому разбросан добрый десяток "ставщиков", которые в нужный момент поставят определенную сумму на заранее известную комбинацию. В конце концов, денежки все равно стекутся туда, куда надо.

После четвертого или пятого заезда красавчик снова наклонился к Глобусу, сказал что-то, чего я не расслышал, хлопнул его легонько по рукаву и стал пробираться к выходу. Я вытащил из кармана платок и вытер совершенно сухой лоб. Дыскин смотрел на меня вопросительно. Я показал ему глазами на твидового, и он, еле заметно кивнув, двинулся следом.

Время тянулось томительно медленно. Я заглянул в конец программки последний заезд начинался в шесть вечера, а сейчас только начало пятого! Глобус развлекается, лохматый работает, а я, видимо, составляю им компанию. Ноги у меня затекли, с непривычки от долгого стояния ломило спину. К шестнадцатому заезду я насчитал тридцать девять человек, которые приветствовали Глобуса, пожимали ему руку и даже кланялись. Но ни один из них в разговоры с ним не вступал.