Издевательски подмигивают фары, взвизгивает от боли снег. Остаемся в тупике совершенными сиротами: два часа ночи – и никаких перспектив.
Московский пижон подает голос:
– Он хоть в офисе завтра появится?
Одновременно поворачиваемся к человеку. Гвоздь удивлен:
– У него же контора! Рядом с предприятием.
И протягивает картоночку. Переместившись в сторону единственного фонаря по складам выясняем: «Русский рукопашный бой. Ассоциация любителей старины. Пошив косовороток».
– Нет.
– Чего «нет»?
– Офиса. Предприятия. И пошива…
Гвоздь мгновенно остался без шляпки – нервно мнет свое потное кепи.
– Синявино! – вспоминаю. – Мы торговали окорочками.
– И все?
– Все.
Москвич исключительно сообразителен. Не попрощавшись, провалился в ночь.
– Вы еще долго будете думать? – гонит Юлик нашу с Васенькой меланхолию. – Предлагаю добраться хотя бы до стены. У меня сейчас мочевой пузырь лопнет!
Со стеной знакомимся на удивление быстро. Секунду назад тупичок, словно заброшенный склеп, излучал уют, но вырастают знакомые «газики», с треском откинулись дверцы и повсюду снуют здоровенные лоси:
бьюсь об заклад, у них даже трусы с носками камуфляжные. Московского гостя припечатали рядом: тотчас ноги расставили, ткнули стволом под его цыплячьи ребра.
Из бани выводят девиц, правда, не
Покорно готовимся следовать в поданный с шиком фургон, однако случился маленький казус: Васенька не желает повиноваться. Человек-гора бьет его по ногам прикладом. Наивный парень! Если Васенька заупрямится – дело труба! Следом за чудиком летит автомат. Тогда двое пытаются повторить финт товарища – и тоже получают по шее. Слон разбушевался. Я его никогда таким не видел! Омоновцы позабыли про крутость: скрипят от усердия зубами, лезут напролом, без всяких своих показных приемчиков. Устроили кучу-малу. Человек пять возятся с нашим другом. Остальным и палец уже не просунуть. Столпились, подбадривают смертников и матерят их за бестолковость. Проститутки чуть ли не по асфальту катаются.
– Вам одного-то не завалить! А все туда же. Только и умеете перед бабами понты кидать!
Наконец из фургона выпрыгивает настоящая горилла; налегке, без всяких там наворотов, в гимнастерке с засученными рукавами: мох на голых руках стоит дыбом. Гориллообразный просто задавливает своей массой и Васеньку, и еще одного не успевшего откатиться бедолагу. И тогда вояки гогочут, словно только что всем скопом расправились со Змеем Горынычем. Топчутся, гады, по Самсону.
Горилла дышит так, что слышно за десять километров. Он обещает:
– Погоди, приедем, разберемся с тобой. – А потом свирепо приказывает: – Переверните-ка его, ребята. Я хочу ему в морду взглянуть!
Запыхавшиеся ребятишки с трудом исполняют приказ.
– Ты, сука, еще и по закону получишь, за сопротивление, – обещает главный. – Мы тебя закатаем на пяток лет.
Мне становится плохо: ведь действительно
Омоновский авторитет вытаскивает фонарик: посмотреть, что за рыба. И неожиданно ахает:
– Васильев!
И начинает реветь – теперь уже от счастья.
Вся ситуация мгновенно на сто восемьдесят градусов развернулась: мы и пикнуть не успели. Вот за что люблю я Святую Русь – раз попался однополчанин – законы, по которым можно и
Проституток хотят на радостях отпустить, но те артачатся: кому охота топать отсюда пешком до центра. Добро пожаловать в фургон, девочки! Нет, если у тебя в этой замечательной стране не найдется пусть даже самого завалящего знакомого во внутренних органах – пропащий ты человек.
Командирский «газик» забит до отказа. Васенька и не вздрогнул: словно немыслимая встреча на банных задворках вещь для него сама собой разумеющаяся. А полковой друг обнял находку ужасающей ручищей и немедленно вспоминает о Гиндукуше: оказывается, пулемет в горах – нужнейшая вещь. Пулеметчика лелеют и холят, как пони в зоопарке. Но подставлять для махины он должен собственный горб, потому что у других свои обязанности. Васенька ишачил у них пулеметчиком. И ни разу не подводил.
– Сейчас отпразднуем встречу! – заявляет Кинг-Конг мне и поручику.
И тут Киже ни с того ни с сего интересуется:
– А как же ваша работа? Как патрулирование?
Если бы омоновец вдруг спохватился, хлопнул себя по лбу:
– То-то, гнида!