Кто не знает братца Кролика!

Ненависть чудеса творит: накладные усы срываю одним махом.

– Ты трубил, трубач? – ничего не замечая, интересуется Кролик. – Что-то я не слышал звонких призывов полковой трубы? – острит, сухой и чистый, как подмытый младенчик.

Я все-таки расстегиваюсь.

– Нет, нет, не сюда, – суетится работодатель, спасая кресло. – Киньте в угол! До завтрашнего турне высохнет!

– Да, да, до завтрашнего, – безмятежно подхватывает Кролик. – Представь – целую неделю не нужно задумываться о хлебе насущном. Ты – идеальный солдат! Из таких получается настоящий пушечный фарш.

– Ботфорты!!!

– Что?

Показываю на квакающие сапоги. Командор с господинчиком хватаются за каблук, я – за внушающий доверие сейф. Два чистоплюя дергают меня из стороны в сторону – однако, судя по всему, сапоги сдираются только вместе с кожей. Бросив пытку, Кролик в который раз выставил свои гнусные резцы.

– Теперь ты у нас навсегда останешься гренадером. Тебе деться некуда. Здравия желаю.

И ведь не догадывается, дурашка, что сейчас произойдет обыкновенное убийство!

Ухожу в ботфортах. Это лучшее, что я мог сделать. В раскаленной башке поселилась шарманка:

Солдат, вперед, солдат, вперед,

Тебя за гробом слава ждет!

Дверь даже не грохнула, а как-то обреченно зазвенела.

– Постой, гренадер! – бормочет Кролик, догоняя на Невском. – Ты не понял. Ведь целую неделю будешь зарабатывать денежки. Ну?

Затем, словно гоголевский черт, забегает с другой стороны.

– Послушай, Денис! Есть еще один проект. – И бесподобное окончание: – Ты мне веришь?

Я выгляжу совершеннейшим идиотом. Свитер отвисает сдувшимся пузырем, тяжеленный, словно кольчуга. Ботфорты моментально привлекают внимание завсегдатаев Катькиного сада: попавшаяся навстречу стайка тамошних юношей с пристрастием загляделась! А Кролик клянется мамой и папой, что всех нас озолотит – и ведь ничего святого для него нет.

Последний рывок он делает у метро. Сует что-то в карман моей многострадальной куртки.

– Не потеряй! – волнуется. – Прочитай и запомни…

Поменяв последнюю мелочь, совершаю нервное жертвоприношение: турникет равнодушно глотает добычу.

– Эй, гренадер! – доносится эхом. – Звони!

Что касается новой Кроликовой визитки: есть все-таки в жизни необъяснимые вещи: я не превратил ее в клочья!

Хлеб, кружок колбасы, толщиною с полпальца, кетчуп (половина пролита на пол), далее майонез, полстручка горького красного перца, соль, аджика, оставшийся сыр. Затем, словно ворота замка, раскрывается рот. Лишив меня ужина, брат промокает губы свитерным рукавом. И отрыгнул, как Гаргантюа.

– Да относись ты к жизни попроще! – смахивает со столика матушкины деньги. – Не понимаю, зачем усложнять?!

Он не прав, я все упростил – отказался работать пугалом. Сапоги возвращены (представитель «Коффа» обрадовался: ботфорты и прочие атрибуты не по дешевке достались им от пускающего пузыри «Ленфильма»). Провожу ревизию – даже в кухонных шкафчиках перетряхиваю забытые банки-копилки.

– Ну, и чего у тебя определенного с твоей жизнью? – прощупывает младшенький почву. – Тебе некуда приткнуться. Остается «Гном» – последнее прибежище. И там вы торчите, рассуждаете, головы у вас вскоре лопнут от дум. Ну, и толку?

Вновь чудеснейшая отрыжка. И очередное промокание губ. А ведь когда-то я читал ему «Мумми-Тролля»! Он в кровать забивался, захлопывал одеяло. Воображал: у него там пещерка, и заснет он в ней, словно Мумми! Добрый, славный малыш. У всех детей от цинизма прививка: вирус потом прибивается.

– Я от такой халтуры ни за что бы не отказался! – урчит. – К тому же – скидка на пиво. Подумаешь, переодели солдатом. Тебе подкинули классную работенку, так нет же, мы гордые. Ну, конечно, о мировой скорби лучше рассуждать с этим твоим евро – д’ Артаньяном!

Помню, маленьким он стеснительно так улыбался! Верил в блистающий мир: в девушку, которая по волнам

. А сейчас соизволит острить насчет моих друзей.

Далее – крупнокалиберный залп:

– Так мы с Адкой поживем здесь немного?

Следит за попаданием. А я загляделся в окно. И провидцем не надо работать: разумеется, минус пятнадцать! Результатом даже не корка, повсеместный панцирь. Сталагмиты и сталактиты. Город в шоке. Радио в истерике. Автомобили разъезжаются всеми своими колесами. Смятые бамперы. Бесконечные шейки бедра! Полынья стала узкой, как лезвие. Уток нет. Куда они делись, в какой свой рай упорхнули, полный живительных отбросов?

– Эй, Денис! – окликает с какой-то тревогой. – Очнись! Ты не против?

Мне действительно все равно – пусть он хоть шимпанзе Монику приведет сюда из нашего жалкого зоопарка.

– А что еще остается делать? Когда устану от вас, сам уйду. Но небольшой нюанс.

Джентльменское соглашение. Никогда и нигде больше не упоминайте о братце этой твоей невесты.

– А чего ты на него взъелся? – удивляется.

– Я поставил условие.