Кто освободил Прагу в 1945 г. Загадки Пражского восстания

— К нам шли сдаваться бывшие военнопленные, приходили группами: по 20—30 человек, — рассказы-вает Савельев. — В свое время они предпочли службу в РОА смерти в концлагере. Предав Родину, а теперь немцев, эти люди клялись в верности в третий раз. Я принимал у них присягу и оставлял в отряде с обещанием, что предоставлю возможность искупить вину кровью. Часть перевоспитавшихся я направлял назад к Власову — уговаривать сдаваться дружков. Кроме того мы сформировали из перебежчиков два отряда. Ими управлял мой заместитель Федя Борисов.

Федя Борисов (Хисматулин Фатых Бакеевич), зам. командира группы «Ураган», до конца жизни работал учителем в селе Тюльбяково БА ССР, умер 24 мая 1972 г.

5 мая началось восстание. Отряд НКГБ «Прага», который в последние дни войны был подчинен Савельеву, захватил на несколько часов пражскую радиостанцию. Командир отряда Андрей Броневой подготовил текст обращения к союзникам от имени повстанцев. Призыв о помощи к Сталину, Черчиллю и Эйзенхауэру был передан в эфир на русском и английском языках.

— Американцы и англичане это обращение услышали и записали, о чем я узнал уже после войны, — заметил Савельев, — но на помощь не пришли, хотя были всего в 70 километрах от Праги.

На улицах города, на баррикадах, которых было сооружено более 2000, сражались против эсэсовцев и войск военной полиции чешские повстанцы, бойцы советских диверсионных отрядов и включенные в их состав бывшие власовцы.

— Их было максимум 300—400 человек во всех наших отрядах, — подчеркивает Петр Степанович, — в том числе в моем не более 150» ^{127}.

Сегодня адвокаты власовцев, по понятным причинам, не верят воспоминаниям таких ветеранов, как Петр Степанович Савельев, прекрасно зная, что в его доме никогда не было и не будет архивных документов, благодаря которым он мог бы подтвердить все свои слова. Потому и, не без издевки, опровергают… Любое же слово власовца, будь то рядовой писарь штаба, как мы уже знаем, у них фиксируется и цитируется в качестве неопровержимого источника. А потому история РОА, сама по себе, какая-то странная. Может быть потому, что тему предательства там аккуратненько заменили на «нестандартное и непривычное поведение человека в экстремальной ситуации». Теперь это называется так! Ну, да Бог с ними, с предателями и их адвокатами. Доктор исторических наук А.В. Окороков, например, один из немногих специалистов, который не просто засомневался во всей этой власовской возне с участием в восстании, а выразился достаточно конкретно и предельно ясно: «Дело в том, что ни в опубликованных исследованиях, ни в доступных автору архивных материалах не было обнаружено ни одного документа, подтверждающего факт призыва руководителей чешского восстания к 1-й дивизии ВС КОНР оказать им вооруженную помощь. Нет ни одного слова о помощи чехам и в протоколах допросов генералов и офицеров РОА: Власова, Буняченко, Николаева, Жуковского и др. В этих документах действия 1-й дивизии объясняются процессом разложения личного состава и потерей контроля над военнослужащими командованием дивизии. Этот факт опровергает распространенную версию авторов воспоминаний — участников событий об устной просьбе о помощи» ^{128}. Что, собственно, нетрудно заметить в мемуарах Артемьева и в книге Ауски.

Глава 7. ПЕРВАЯ ДИВИЗИЯ В ПРАГЕ

Буквально накануне восстания генерал Эйзенхауэр отдал приказ армии генерала Паттона «начать наступление в Чехословакии, продвинувшись до линии Пльзень — Карловы Вары — Ческе Будейовице. Об этом Эйзенхауэр и сообщил в Москву 4 мая, добавив, что, если ситуация потребует, армия готова продвинуться далее до рек Влтава и Лаба и освободить западные, т.е. левые, берега этих рек в то время, как советские войска освободят восточные, т.е. правые, их берега. В ответном письме Эйзенхауэру от 5 мая Антонов настаивал на первоначальной договоренности, мотивируя это тем, что советские войска уже начали перегруппировку сил и приступили к реализации ранее запланированной операции. Продвижение американских войск на запад грозило возможностью столкновения и перемешивания войск союзников, чего не желали обе стороны. Это был важный военный аргумент, что должен был признать и Эйзенхауэр. Но в советской позиции, несомненно, присутствовала и скрытая политическая мотивация.

Чехословакия, которая имела союзный договор с СССР и подавляющая часть которой была освобождена Красной Армией, согласно представлениям Москвы, как, впрочем, и Эйзенхауэра, входила в сферу советских интересов.

Поэтому советское руководство было заинтересовано в освобождении чехословацкой столицы Красной Армией. Американские войска остались на договоренной в апреле линии. В посланной Антонову телеграмме Эйзенхауэр писал: «Полагаю, что советские войска смогут быстро перейти в наступление и разгромить силы противника в центре страны».