Кто ответит? Брайтон-бич авеню

Теперь предстояло заехать к Виктору Вольдемаровичу Прогонову. Весьма одаренный художник-график, реставратор и попутно цинкограф. Волей судьбы неудачник. Художественных открытий Виктор Вольдемарович не совершил, а в узкие врата доходных сфер, где плотно отирались преуспевающие бездари, втиснуться не сумел, несмотря на целую палитру дарований. В то же время один из знакомых Прогонова, способный лишь разнообразно вырисовывать на том или ином фоне профиль вождя революции, занимал ответственные должности, имел две мастерские, учеников и великое множество благ, нисколько не стесняясь ремесленностью своего скудного «кредо». В основе такого процветания лежал своеобразный талант, начисто у Прогонова отсутствующий. И потому жил Виктор Вольдемарович безвестно и скромно до той поры, покуда не уяснил, что государственная служба дает доходы куда более меньшие, нежели те, которые можно извлечь, используя талант приватным образом.

Первые заработки, не обремененные вычетом подоходных налогов, были вполне безвинны: реставрация старинных полотен состоятельным клиентам. Все шло ровно, хорошо, но вскоре один из состоятельных был задержан как спекулянт художественными ценностями… И вот, правда, в роли свидетеля, но довелось посетить Прогонову и кабинет следователя, и народный суд, где со всей очевидностью ему дали понять, что его специальности и таланты могут представлять узкоуголовный интерес. Но круг состоятельных клиентов постоянно возрастал, возрастал и уровень жизни Прогонова, а соответственно и запросы, и потому уже приходилось рисковать сознательно… Впрочем, риск по мелочам Виктора Вольдемаровича более не устраивал. Жаждалось крупного дела, дабы единым махом разрешить финансовые проблемы и обеспечить себе жизнь спокойную, праздную, добычей хлеба насущного не омраченную. И такое дело Прогонова нашло. Судьба свела его с весьма энергичным человеком по имени Алексей, имевшим многозначительную кличку «Матерый». За внушительный гонорар Прогонов исполнил заказ на копию знаменитого итальянского мастера… Фальшивку изготовили правдоподобную фантастически. Затем еще одну, еще… Дурные сны начали сниться Прогонову, нервная экзема обметала руки, но наркотик наживы намертво въелся в кровь, не отпускал. Сны снились не напрасно: вскоре вспыхнул скандал. Возмутился один из одураченных иностранцев. И затрепетал искусник Прогонов в преддверии краха… Чудом пронесло. Имя копииста в показаниях обвиняемых не прозвучало, но волк Матерый, приписав сотворение чуда себе, надел на Виктора Вольдемаровича ярмо раба, потребовав разного рода услуг: производства паспортов, водительских документов и многого другого, в частности изготовления произведений псевдо-Фаберже. И вновь пришлось Прогонову обливаться холодным потом дикого страха. Но в итоге он оценил досконально знающего преступную среду шефа: подделки сбывались на том рынке сбыта, где действовала большая группа аферистов, громко прогоревших и тем самым в потоке своей продукции скрывших маленький, но поистине золотой ручеек прибыли, вырученной Прогоновым и Матерым.

Каждодневный риск становился привычкой, но неприятности обходили Виктора Вольдемаровича стороной, и, хотя пули отчетливо свистели рядом, прикрытием их с фронта и с тыла выступал дальновидный Матерый. Ему Прогонов теперь верил слепо, впрочем, ничего иного просто не оставалось… Осторожность, естественно, соблюдалась неукоснительная: ни денег, ни орудий производства, ни продукции дома Виктор Вольдемарович не держал. А на конспиративную квартиру-мастерскую, снятую у надежного человека, где созидались старинные фламандские и французские полотна, ездил, соблюдая умопомрачительную секретность. Не ведал Прогонов одного: что существовал некий Иван Лямзин, тщательно фиксирующий все переговоры своего соседа с «рукодельником Вольдемарушкой».

— Разрешите пройти, Виктор? — спросил Ярославцев, встав в проеме двери.

— Простите, не имею чести… — низким, бархатным голосом отозвался Прогонов.

— Я от Матерого. — Ярославцев напористо шагнул в квартиру, снял пальто, мельком, в зеркале уследив за выражением лица Виктора Вольдемаровича. Это длинное, лицо с седыми бакенбардами, крупными зубами и длинным носом выражало недоумение и вместе с тем дружелюбие и любезность. Внешний вид хозяина отличался респектабельностью: белая сорочка без галстука, легкие, на тонкой подошве штиблеты, халат с серебряной и золотой ниткой узора…

— Прошу… — Рука Прогонова указала путь в комнату, где в прозрачном блеске паркета отражались чинно расставленные в горках фарфор и хрусталь.

Посреди комнаты, очень не к месту, стояло чучело пингвина, вызвавшее в Ярославцеве нескрываемое удивление. Тем более чучело было обуто в домашние тапочки без задников.

— Птичка-ласточка моя, — произнес Прогонов нежно и взял пингвина за крыло, — ну- ка, проснись, ну-ка ванну прими…

Тут глаз птицы внезапно раскрылся: живой, блестящий… И пингвин, оказавшийся вовсе не чучелом, переваливаясь, вышел вон.