Заметив сидевшего на табурете за столом незнакомого молодого человека, девушка вскрикнула и бросила свое занятие. Волосы скрыли наготу ее плеч, и грудь, колыхнувшись, едва не вылезла из-под плохо скрывавшей ее майки. Павел улыбнулся. Но то, что особа, так беззаботно появившаяся в проеме большой кухни, заинтересовала его, не подал вида.
Полина, по-видимому, мать этой девушки, порхала у печи, убирая вчерашнюю посуду и складывая ее в рукомойник с висевшим над ним белым старым буфетом. Когда ее дочь скрылась из виду, предложила Павлу свежего чая. Электрический самовар на кухонном столе как раз в этот момент закипал.
– Спасибо, – поблагодарил он.
Павел хотел задать несколько вопросов, рассчитывая сразу перейти к делу, но тут в проеме большой комнаты вновь появилась ее дочь. Она уже закинула длинные волосы на голову, сформировав что-то наподобие прически а-ля помпадур, перевязав их то ли толстым шнурком, то ли кушаком.
– Мама, ты не видела моей заколки, я вчера ее сняла и куда закинула – не помню.
Девушка надела пестрый сарафан с цветочками, скрыв от Павла часть тела, привлекшую внимание еще несколько минут назад. Ее колыхавшаяся полуобнаженная грудь долго не выходила из памяти, и платье все же напоминало о былом, выделяя бюст.
«Энергичная девушка, – подумал про себя Павел, – появиться почти в обнаженном виде на глазах чужого человека, а теперь идет себе, будто ничего и не произошло, а вид у нее не скажешь, что по… простушки. Ах, ладно, о чем это я…»
Павел не успел поразмыслить, как в соседней комнате послышались глухие покашливания. «Та-ак, а вот и папаша этой чудной семейки…» Павел критично отнесся к тому, куда его занесло, а именно в этот дом. Вместо того чтобы пытать хозяев о случившемся с их соседом несчастье, он бессильно сидит и ждет, пока все успокоятся и наконец начнут пить этот утренний чай. Он ощущал некую простоту, бескорыстность этих людей, то, что ему иногда так не хватало в городе в семье из трех человек, матери и отца, все время суетившихся. Его постоянная работа, казалось, завязывала ему руки, сковывала душу. Но здесь он чувствовал себя проще. Девушка прошла к буфету, словно Павла здесь не было, но, бросив быстрый интригующий взгляд, достала три кружки, поставила их на стол.
– Ты сама-то помнишь? С ней вернулась или нет? Шаришься по деревне с кем-то всю ночь, а потом заколки по дому бегаешь ищешь.
Полина, стараясь не давить на непутевую дочку, не повышала голоса, но пыталась отчитать ее за вчерашнее гуляние.
– Вам две ложки или три? – словно не слыша свою мать, дочка обратилась к Павлу.
– Три, пожалуйста, – Павел не ожидал от нее такой самостоятельности, чуть не забыл ее поблагодарить, – спасибо.
– Наталья! Я с кем разговариваю? Со столом, что ли?
– Мама, ну хватит уже, я с девчонками вчера гуляла и Федорчуком, понятно, ну ты же их знаешь, Федорчук, кудрявый такой. Они в прошлом году здесь дом купили, зачем только?
Наталья пожала плечами. Открыв банку с вареньем, окунув туда чайную ложку, захватив побольше гущи, отправила порцию в рот.
– Хотите? – предложила она Павлу.
Тот отказался. Но тут понял, что наступило его время для разговора.
– Я собственно, хэ, извините, конечно… – ему показалось совершенно не своевременным вспоминать об убийстве у гостеприимных людей, но иначе поступить он не мог, необходимо было продолжать расследование. – Скажите, вы знали Панкратова Валерия Андреевича? – спросил он, обратившись к стоявшей боком возле него женщине.
– Валерку-то? – быстро отреагировала уплетавшая варенье Наташа.
Павел оглянулся на звон вилки, внезапно упавшей каким-то образом с верхней полки буфета. Полина, будто не расслышав вопрос Павла, закончила мыть посуду, вышла с тазом грязной воды из кухни, вид у нее был такой, словно она не хотела говорить о происшествии. Наталья, отхлебывая глоток горячего напитка, вновь пожала плечами.
– Это было почти год назад, его, рассказывают, нашли всего окровавленного, вид у него был, будто он увидел стаю летучих мышей с зубами, как у тигра. Да вы пейте чай-то, варенье, кстати, малиновое любите?
Девушка старалась улыбаться гостю. Павел почувствовал легкую растерянность, ее прозрачно-голубые глаза пронизывали до глубины души. Казалось, они стараются подчинить его себе, постепенно сделать их собственностью, но больше поразил адвоката ее взгляд, такой умиротворенный, окутывающий словно любовью и обещающий отдать всю свою нежность в случае победы. Чтобы снять волнение, он решил послушаться молодую хозяйку и немного попробовать сладкой гущи, запустил чайный предмет, но не рассчитал вместимости чайной ложки и вместо того, чтобы захватить смесь кончиком, ложку окунул полностью в банку, при переносе варенья уронил часть на скатерть, чем вызвал громкий смех девушки.
– Не волнуйтесь, я сейчас уберу, – Наталья вскочила со стула, взяв с плиты маленькую тряпку, встала со стороны Павла, как бы невзначай прикасаясь к нему бедрами и шевеля ими в такт старательным маневрам, собирая тряпицей рубиновую жижу.