Таковы были главные соображения, по которым Советское правительство увидело себя вынужденным отвергнуть английское предложение. Но оно на этом не остановилось. Хотя история с Чехословакией и Испанией сильно подорвала его веру в готовность Англии и Франции добросовестно выполнять взятые на себя обязательства, хотя их поведение в связи с захватом Мемеля и Албании фашистскими державами не обещало ничего хорошего, все-таки Советское правительство не считало себя вправе махнуть на них рукой. Момент был слишком серьезен, опасность второй мировой войны была слишком велика, чтобы под влиянием даже вполне законной эмоции отбрасывать в сторону хоть самый малый шанс спасения мира от новой ужасной катастрофы. В этот роковой час Советское правительство решило следовать лишь велениям здравого смысла и сделать еще одну попытку договориться с Англией и Францией о. совместных действиях против фашистских агрессоров. Но это должна была быть действительно серьезная попытка с выдвижением серьезных предложений и применением серьезных средств для достижения поставленной цели — предотвращения второй мировой войны.
Учитывая как английскую, так и французскую позиции, правительство СССР 17 апреля 1939 г., то есть через три дня после того как британское правительство сделало нам предложение о предоставлении односторонней гарантии Польше и Румынии, выдвинуло свое предложение. Суть его сводилась к трем основным пунктам:
— Заключение тройственного пакта взаимопомощи между СССР, Англией и Францией.
— Заключение военцои конвенции в подкрепление этого пакта.
— Предоставление гарантий независимости всем пограничным с СССР государствам, от Балтийского моря до Черного.
Передавая наше контрпредложение Галифаксу, я сказал:
— Если Англия и Франция действительно хотят всерьез бороться против агрессоров и предотвратить вторую мировую войну, они должны будут принять советские предложения. А если они их не примут…
Тут я сделал красноречивый жест, смысл которого нетрудно было понять.
Галифакс стал заверять меня в полной серьезности стремлений англичан и французов, но мысленно я сказал себе: «Факты покажут».
Одновременно с присылкой наших контрпредложений М.М. Литвинов вызвал меня в Москву для участия в правительственном обсуждении по вопросу о тройственном пакте взаимопомощи и перспективах его заключения. 19 апреля я покинул Лондон и 28 апреля вернулся в Лондон. Мне противно было видеть нацистскую Германию с ее свастикой и «гусиным шагом» солдат, и я решил ехать в Москву кружным путем. Самолет доставил меня из Лондона в Стокгольм, а оттуда в Хельсинки, здесь я сел в поезд и через Ленинград прибыл в Москву. По дороге я остановился переночевать в Стокгольме и имел здесь большую и интересную беседу на текущие политические темы с моим старым другом (еще с времен эмиграции) А. М. Коллонтай — тогдашним послом СССР в Швеции.
— Неужели Чемберлен не понимает, что его политика ведет Англию прямо к катастрофе? — недоумевала Александра Михайловна.
Я подробно рассказал ей об обстановке, создавшейся в Лондоне, и в заключение резюмировал:
— Классовая ненависть способна так ослеплять людей, что они перестают видеть самые обыкновенные вещи. Я наблюдаю это сейчас на примере Чемберлена и всей «кливденской клики». Конечно, история их жестоко покарает, но, к сожалению, это будет, вероятно, уже тогда, когда пушки начнут стрелять.