Кто послал Блаватскую?

Но не о Едином Боге-Творце вспоминает нынешний “космист”, глядя на звездное творение. Рёрихианец при взгляде на звезды начинает вспоминать о планетарных духах, которые носят имена языческих божков, и при этом сами не знают, о том, что выше их: “Высшие Дхиан-Коганы Солнечной Системы могут не иметь представления о том, что существует в более высоких системах, то есть на втором семеричном Космическом плане”[485].

Эти “дхиан-коганы” никак не могут быть отождествлены с христианскими Ангелами. Ангелы знают своего Творца и свидетельствуют о Нем. Ангелы сами не творят, но лишь исполняют данные им Божие повеления: "не ангельское дело творить"[486]. Христианские Ангелы не претендуют на то, чтобы именоваться “душами планет”. Планеты не являются “телами”, облекающими христианских Ангелов. Христианские Ангелы учат людей молиться Богу. Но собеседники Блаватской нашептывают, что молиться вообще никому нельзя. Христианские ангелы не учат презирать людей, именуя большинство человечества “двуногими хвостатыми”… От таких “учителей” христианину лучше держаться подальше.

Христианин, слыша эти рассказы астралопитеков о Космических Владыках и Иерархах, видит в них тот же грех, что уже в древности был поименован и осужден Писанием: “И оставили все заповеди Господа и поклонялись всему воинству небесному” (4 Цар. 17,16). От “контакта” с этими духами христианин может лишь отгородиться силой Креста и словами Писания, согласно которым суть подвига Христа в том, что “Отняв силы у начальств и властей, властно подверг их позору, восторжествовав над ними Собою” (Кол. 2,15).

Рёриха радует разрушение православного христианства (большевистский «Штурм неба», исполненный бесконечных издевок над Библией и православным богослужением) – ибо это разрушение освобождает место для вторжения его любимых космических духов: «Н.К.Р. сказал: «Штурм неба» был бы хорош, если бы он превратился в исследование Дальних Миров, которые не хотят признать ни религия, ни наука»[487].

А потому абсолютно безоснователен тезис Мяло, будто мое неприятие рёриховской космолатрии тождественно хуле на Творца.

Мяло изумляется, что “планеты почему-то особенно неприятны Кураеву” (с. 137)[488]. А что же тут непонятного! Ведь мне неприятны не те планеты, что видны на небе и что изучаются астрономами. Мне неприятны те “планеты”, что мерещатся теософам в их “септенарной цепи”[489]. Теософские “планетарные духи”, планетарные “Хозяева” являются типичными языческими астральными божествами. И с чего бы это вдруг языческие духи стали мне приятны?! Если я отказываюсь приносить жертвы богине Венере и кропить кровью алтарь Марса, то из этого не стоит делать вывод, будто я выступаю против астрономии, против посылки исследовательских спутников к Венере и Марсу как планетам и не бываю благодарен тому, кто в звездную летнюю ночь покажет мне восходящую Венеру…

Почему я должен восхищаться баснями о планетарных духах, научивших Блаватскую, что молиться Богу и каяться бесполезно?

А посему, пока Мяло любуется на “звезду волхвов” и защищает рёриховский космопарк, я вспоминаю слова св. Иоанна Златоуста: “Звезда не имеет ни мысли, ни ума, ни речи”[490].

Мяло возмущается, что земля “для Кураева - "враг"” (с. 158). Никогда ничего подобного я вообще-то не говорил. Но тот дух, которого теософы называют “Хозяином земли”, действительно не вызывает у меня, как и у любого сознательного христианина, желания дружить с ним – ибо “Люцифер Хозяин Земли по космическому праву или сродству энергий”[491].

“Сам по себе космос у Кураева вызывает не восторг и удивление, не непосредственное переживание его красоты и мощи, вслед за чем и рождается вопрошание о Творце - так сколь же Он велик! Нет, Кураев отбрасывает это традиционное для России чувство, с дивной силой и преемственно к поэтике псалмов в свое время выраженное Ломоносовым в его "Утреннем размышлении о Божием величестве"” (с. 133).

Да, рёриховский “космос”, состоящий из “дхиан-коганов”, не вызывает у меня “восторг и удивление”. Но ведь Ломоносов-то не “дхиан коганов” воспевал! Полагаю, Ломоносов не отказал бы себе в удовольствии расквасить нос каббалисту, который забрел бы к нему лабораторию с проповедью и “дхиан коганах” и приключениях Сатурна…