Кто последний за смертью?

Кирилл вел себя так естественно, спокойно, что Нина Владимировна тоже пришла в хорошее расположение духа. Черные мысли, подозрения, ночные страхи не то, чтобы совсем исчезли, но ушли куда-то вглубь… Ведь он сам предлагает разобрать архив…И почему она так долго тянула с этим делом? Сколько раз к ней обращались с просьбой передать в Академию Медицинских наук архив Остермана. А она в своих повседневных заботах все откладывала. А ведь отец умер уже почти двадцать пять лет назад, а к его книгам и бумагам так никто и не прикасался, если не считать этой идиотской истории с тайником и мнимыми сокровищами. А теперь… может быть найдутся и настоящие…

Они твердо договорились с Кириллом ехать завтра в Москву и тихо, спокойно разбирать архив.

На следующий день к полудню они уехали в Москву.

Как раз была суббота, у Владислава Николаевича был выходной день. Поручили его заботам внучку и взялись за архив. Надели на рты марлевые повязки, чтобы уберечь легкие от вековой пыли и принялись за дело. Разбирать архив оказалось делом довольно интересным. Иногда среди запыленных научных рукописей попадались или фотография, которой никто никогда не видел, или письмо многолетней давности, или еще что-нибудь, овянное ореолом времени. Мам, смотри, какая фотография! — крикнул Кирилл. — Калинин в Кремле вручает деду орден. Дай-ка, дай-ка, ну надо же… А я никогда эту фотографию не видела, отец ее, видимо, прятал… Какой же это, интересно, год? … Да, где-то как раз примерно тридцать девятый — сороковой… Довольно мрачный вид у дедушки. Еще бы…А вот…Какая фотография мамы, какая мама здесь красивая. Погляди, Кирюша.

Кирилл взял в руку дореволюционную твердую фотографию. На ней была изображена очаровательная темноволосая гимназистка с косой, мечтательно глядящая куда-то в сторону. «Любимому Володечке на память от любящей Маруси. 1912 г .» Какая красивая была бабушка…. — задумчиво проговорил Кирилл.

Много интересных вещей попадалось им среди отцовских бумаг. Так, а вот…Письмо без конверта, написанное четким мужским почерком.

«Дорогой сын! Время и обстоятельства не позволяют мне забрать наши фамильные драгоценности с собой, я оставляю все тебе и надеюсь, что ты сумеешь воспользоваться ими на благо нашего общего дела и своей семьи. Отдельно прилагаю список драгоценностей. Также прошу тебя сохранить письма Екатерины Второй к нашему прадеду и доставшиеся мне по наследству рукописи А.С.Пушкина — это имеет значение для потомства. Надеюсь на то, что мы еще увидимся в этом мире. А если и не доведется, то не горюй — мы жили так, как нам подсказывала совесть и ни в чем не погрешили перед Отечеством. Господь с нами. Твой отец генерал от инфантерии Владимир Кириллович Остерман. Второго февраля 1918 года.»

Так…. — прошептала Нина Владимировна.Так… Значит, все это была правда. А я-то, дура, считала все это старческим бредом. Что там такое? — заинтересовался Кирилл.

Мать молча протянуло ему это письмо. Кирилл жадно впился глазами в текст письма. Вот так-то…. — глядя куда-то в сторону, задумчиво произнес он. — Вот тебе и анекдот с тайником… Надо найти список драгоценностей, сказала мать. Конечно. Но лучше бы попробовать найти сами драгоценности. Может быть, тайник был совсем в другом месте… Может быть, дедушка просто заморочил голову… А потом сам забыл по старости лет…

Они решили сделать тотальную разборку кабинета. Стали вынимать все книги с полок и выносить их из кабинета в спальню. Работа оказалась адская, заняла целый день, и при этом большинство книг осталось на своих местах, настолько их было много.

Продолжали и на следующий день, в воскресенье. Где-то к вечеру воскресенье книги были перенесены и загромоздили всю спальню. Часть их пришлось класть и в прихожую. Потом начали освобождать нижние полки от рукописей, бумаг, альбомов, старых газет. Кирилл работал как заведенный, только время от времени выходил на кухню пить кофе и курить. Надо было, освободив стеллажи от книг и рукописей, попытаться сдвинуть их к центру комнаты.

Как ни старались мать с сыном, а время от времени, уложив Вику спать, им помогал и отец, и в воскресенье им не удалось сделать того, что они хотели. Бумаг оказалось неимоверное количество, и это все было так тяжело, что стеллажи оставались абсолютно неподвижными. И Кирилл, и Нина Владимировна, несмотря на марлевые повязки, задыхались от вековой пыли. Господи, что же это за стеллажи окаянные?! — возмущался Кирилл. — Из чугуна они, что ли, сделаны? Ни на миллиметр не движутся. Их прямо здесь собирали, дедушке на заказ. Еще до войны, как только мы переехали в Москву из Ленинграда.

К среде они полностью освободили один стеллаж. Вечером приехал с работы Владислав Николаевич, и они сумели-таки сдвинуть этот стеллаж к середине комнаты…Продавленный пол от многолетней тяжести, пыль, мышиный помет… И никаких следов тайника…

Второй стеллаж был освобожден к вечеру четверга. Его так же сдвинули к середине… Вот оно!!! — указывая на стену, бледный как полотно, закричал Кирилл.