Кто поверит эху? Часть 1. Возвращение

О нраве генерала Таэны едва не легенды ходили – прямодушный, как воины древности, грубоватый, готовый вспыхнуть пуще сухой соломы, он куда больше годился для войны, чем для мирного времени. Зато границы охранял исправно, не жалея ни себя, ни своих людей. Северные соседи – рухэй – напоминали то мух, то шершней, и неизвестно, что хуже – мухи кусают не больно, зато от них спасу нет. То тут, то там рухэй пытались поживиться на землях Солнечной Птицы, но генерал не давал им спуску.

Из Хинаи везли в Столицу шкуры и меха, древесину, деревянные изделия мастеров, уголь, немного сурьмы и меди, а также редкую дичь. Но всем остальным край не был богат.

В прежние времена над округами, а то и всей провинцией безраздельно властвовали целые семьи… Теперь местных правителей постепенно лишали власти. Дом Таэна был одним из последних в стране, не считая мятежного запада.

А Кэраи двенадцать весен провел в Столице. Неплохо поднялся, и даже врагов почти не нажил, таких, во всяком случае, что попытались бы отыскать его где угодно. И вот – обратился с просьбой об отставке. Было ему всего тридцать два – время, когда карьеру еще делают, а не отказываются от нее, и решение удивило многих. А министр финансов господин Тома, под рукой которого работал Кэраи, сухой и желчный, но неимоверно бодрый старик, и вовсе заявил, чтобы тот не смел и думать об отъезде. Намекнул даже на скорое повышение – до ранга личного помощника.

Но Кэраи сумел уговорить и его. И покинул этого человека, чье уважение терять не хотел, не впадая в немилость.

«Я возвращаюсь, брат», – написал он с месяц назад. Не так много времени потребовалось, чтобы уладить все дела, а затем он, переодевшись в дорожное, сперва верхом проделал неблизкий путь до озера Айсу, а затем взошел на борт корабля. За спиной оставил пышные сады и роскошные павильоны Столицы, лукавых модниц с томными высокими голосами и придворных, озабоченных отделкой на рукавах и благосклонным взглядом старших по рангу, а также попытками подкупить или запугать друг друга. Оставил город, который, по словам поэтов, был солнцем, отраженным в небесном озере и разлившимся по земле.

Его ждала глушь, горы, заросшие лесом, словно укутанные мохнатым покрывалом, ущелья, полные отголосков эха в тумане и обыденные в тех местах вести о набегах разбойников на приграничные деревушки.

…Столица казалась ему женщиной. Женой очень знатного человека; может быть, самой Благословенной. Красивая, властная, живущая в роскоши, но… не свободная. Из столичных цветников, полных щебета ручных птиц и ароматных записок на тонкой разноцветной бумаге, север выглядел диким и неотесанным воином, вызывающим страх и пренебрежение.

Но во многом Столица, как многие женщины, лишь притворялась изнеженной – она была прожорливой, хищной, голодной и непостоянной. Ее жителям, даже в самых верхах, приходилось постоянно гадать, к кому и с какой стороны подойти, чтобы добиться успеха, решать все через взятки или личные связи, а потом изворачиваться, чтобы решение это воплотилось в жизнь на деле, а не на бумаге. А тем, кто Столице не принадлежал, кто осмелился ей помешать, не могли уже помочь ни деньги, ни знакомства. Она хотела, чтобы лишь ее слово было законом.

В ушах еще звучали слова высокого покровителя:

«Если вернешься, все потеряешь».

«А если останусь, потеряю свою семью. Не только живых, но и умерших – они не простят».

«Стоило десять лет подниматься, работая днем и ночью, чтобы взять и спрыгнуть в пропасть».

И, похоже, осененный догадкой:

«Ты, никак, всерьез на что-то надеешься?!»

Желтая сухая рука в темно-сиреневом шелке на миг замирает над резной коробочкой для печати. И опускает печать на бумагу.

На полдороги разразилась страшная гроза. Корабль причалил к берегу, капитан велел, чтобы все покинули судно. Пришлось укрываться под натянутым тентом. Кэраи остался бы в каюте, но капитан оказался непреклонен, и даже высокий ранг пассажира не помог:

– Если птица Ши-хээ захочет позабавиться, корабль вспыхнет, как факел. Мой друг пострадал от ее гнева, птица пустила на дно его судно. Выплыла лишь половина команды, весь груз утонул. Выжившие поплатились за это.

Кэраи лишь сочувственно кивнул, слыша знакомое с детства поверье. Скоро ему напомнят много других историй и страхов – в родных местах, где без охранного знака в иную ночь не выйдут и за порог.

В Столице гроза считалась просто грозой, явлением природы таким же, как дождь. Но в детстве они с товарищами жмурилась, когда вспыхивали особо яркие молнии, и тут же с любопытством приоткрывал глаз: а вдруг увидит ту самую птицу? Говорят, у нее белоснежное оперение, а по краю каждого пера пробегают оранжевые и синие искры…