Кто прав? (роман, повести, рассказы)

— Да какую?! Какая промеж вас идет... Эх, Дарья Семеновна, пожалейте вы его, да и себя тоже; помяните мое слово, по-хорошему все это у вас не кончится; Алексей Сергеевич такой человек, что долго терпеть может, а сорвется — не пеняйте, ни на что не посмотрит...

Дарья Семеновна вспыхнула, грубое слово готово было сорваться с ее языка, но она вспомнила, что этому человеку как-никак, а все обязана жизнью: не подоспей он вчера так кстати, — кто знает, может быть, ей пришлось бы лежать теперь на этом самом столе, за которым она теперь пьет чай. При одной мысли об этом она невольно вздрогнула и удержалась от резких выражений.

— Тебе какое дело? — спросила она холодно.

— Мне какое дело? — одушевился вдруг Степан.— А вот какое: вы-то, сударыня, всего шестой месяц как и в глаза-то его увидали, а я вот уже шесть лет безотлучно при нем. Года два тому назад, как он болен был, я его словно ребенка малого на руках нянчил! Да это что! Придет если такая линия, я за него и жизни решиться готов; он мне пуще отца родного, а ты спрашиваешь, какое мне дело? Слушай, Дарья Семеновна, — прибавил он решительно, — в последний раз говорю я тебе: или брось ты энтого черномазого и живи как следует быть, как допреж того жили, или уезжай отсель подобру-поздорову, Христом-богом прошу тебя, уезжай.

— Но куда я поеду? Да он меня и не пустит, сам знаешь! — ответила Даша, немного смущенная горячими словами Степана.

— Куда? Где вы раньше жили; свет не клином сошелся. Вещицы у вас кое-какие есть, деньжонки — тоже, пока что — проживете, а там и опять где ни на есть да пристроитесь. Жили же вы допреж нас. А что насчет того, что Алексей Сергеевич вас не отпустит, это, точно, ваша правда: коли вы ему вперед скажетесь да собираться станете, то, конечно, не отпустит, про энто и толковать не стоит; а вы тихим манером, раз, два, три — собрались, да и марш, чтобы он и знать не знал, и ведать не ведал, вот это будет резон... Эх, Дарья Семеновна, послушайте меня, жаль мне его, да и вас жаль; смотрите, раз на раз не приходится; хорошо я вчера подвернулся, а в другой раз могу и не быть... А что доиграетесь вы до беды — это как пить дать.

— Небось не доиграюсь. Я теперь осторожней буду,— промолвила задумчиво Даша.— Однако убирайся, ты мне надоел.

— Так, стало, вы не поедете?

— Отвяжись! Сейчас, конечно, не поеду, а там видно будет; ну, отчаливай! брысь!

Степан махнул рукой и вышел, с досадой хлопнув дверью. Часа через полтора Даша собралась на прогулку. Сегодня она оделась еще наряднее и кокетливее, чем вчера. Она долго вертелась перед зеркалом, поправляя на себе то тут, то там, прикалывая цветок или бантик. На крыльце ей встретился Степан. Он зорким, подозрительным взглядом окинул ее с головы до ног.

— Дарья Семеновна, вы опять туда? — произнес он упавшим голосом.— Ай, не ходите; чует мое сердце недоброе; останьтесь лучше; хоть сегодня-то повремените...

На этот раз Даша не нашла нужным сдерживать себя:

— Молчать! — крикнула она, гневно сверкнув глазами,— Это что за новости? Мало того, что тот пучеглазый каждый день меня пилит да ноет надо мною, да еще и ты выдумал учить! Что я вам за девчонка далась? Вот на зло же уйду, и, когда он приедет, так и скажи: ушла, мол, в Хмурово, к Чишкядзе, и раньше ночи не будет, а может, и заночует там,—так и скажи, черт бы вас тут всех позадавил!

И, гневно повернувшись к нему спиной, она быстро пошла по узенькой тропинке по направлению к Хмурову. Степан догнал ее и схватил за руку.

— Дарья Семеновна, голубушка, вернитесь. Ну, прошу вас, как бога прошу, вернитесь...— заговорил он, удерживая ее.

Но Даша грубо оттолкнула его руку и молча прошла мимо.

— Ну, Дарья Семеновна, придет время — спокаетесь, Да поздно! — крикнул ей вслед Степан, но она даже и головы не повернула, и шла себе вперед легкою, грациозною походкой.

Степан постоял несколько минут на одном месте, плюнул и побрел назад.

Деревня Хмурово, где расположен был 2-й эскадрон и где жил Чишкядзе, отстояла от Малинового верстах в двух. Но если идти не по шоссейной дороге, а повернуть тотчас же за церковью налево, под косогор, и идти чуть заметною тропинкой, прихотливо извивавшеюся между полями ржи и пересекавшею посередине речку, круто загибавшуюся в этом месте, то расстояние выигрывалось более чем вдвое. С одной стороны тропинки, почти до самого Хмурова, тянулась роща, с другой — шли бесконечные поля ржи, усыпанные васильками. Дарья Семеновна шла, прикрываясь зонтиком, и по временам, грациозно нагибаясь, срывала цветы и составляла букет. Никогда она не чувствовала себя так хорошо и спокойно, как сегодня, несмотря на вчерашнее происшествие и на сегодняшнее предостережение Степана. Она думала только о себе и о своих удовольствиях, до окружающих же ее ей не было никакого дела. Она ни на минуту не задавала себе труда вникнуть в их положения и чувства.