Кто прав? (роман, повести, рассказы)

Со мною Зуев держал себя очень неровно. То был особенно дружествен, до нежности, то начинал дичиться, «подфыркивал», как я выражался, и ни с того ни с сего принимался говорить мне колкости, на которые я в большинстве случаев не обращал внимания, иногда только, когда бывал в ударе, отвечая на них более или менее злыми насмешками. Так, например, я уверял его, будто он имеет вид человека, спустившегося по внутренности водосточной трубы. Особенно обижался он, когда я говорил ему:

— Вас, Зуев, точно кто жевал, жевал и выплюнул, вы весь какой-то изжеванный.

Зато с женою моей у них была дружба — водой не разольешь, и вдруг Зуев перестал бывать у нас. Это меня удивило.

— Что у вас случилось? — спросил я как-то Маню. — Почему Зуев не ходит, поссорились вы, что ли, с ним?

— И не думали, я, признаться, сама удивляюсь,— отвечала жена. — Увидишь, спроси его, какая причина, обиделся ли он, что ли, на что, не понимаю.

— Да он, может быть, в любви тебе объяснился, знаешь:

Он был титулярный советник,
А она генеральская дочь,
Он ей пылко в любви объяснился,
А она прогнала его прочь...²⁶
и у вас не то ли случилось?

— Какие глупости,—вспыхнула Мэри.—Это у тебя на уме одни гадости, а Зуев человек серьезный.

— Помяни мое слово, он влюбился в тебя, но, как человек с «принципами», не желает подвергать тебя опасности увлечься им, что весьма легко может случиться, принимая во внимание его неотразимую красоту и изящество.

— Смейся, смейся, а он вовсе не такой урод, например глаза у него очень хороши, такие выразительные, задумчивые...

— Как у коровы, попавшей на лед и соображающей, как бы ей выбраться получше на берег. Однако я все же попытаюсь, хотя бы и против воли, затащить к тебе сего целомудренного Иосифа, а ты разыграй с ним роль Пен-тефрии...²⁷

— А ты тем временем пропадешь куда-нибудь, и где это только ты скитаешься, никогда почти дома нет.

— По делам, матушка, по делам. Без дела только собаки бегают.

— Уж и ты не по их ли следам пустился,— задумчиво проговорила Маня, но я сделал вид, будто не расслышал ее слов. Свое обещание насчет Зуева я, однако, исполнил и не дальше как на другой день притащил его к нам. С этого дня он снова зачастил было к нам, но не долго и после одного случая, о котором я расскажу в своем месте, опять перестал бывать у нас. На сей раз, мне уже надоели его порывистые выходки, я больше уже его не уговаривал и не звал. Тем более меня удивило, когда однажды, в самый разгар моих ухаживаний за Верой Дмитриевной, я, возвратясь от нее поздно вечером домой, еще из прихожей, снимая пальто, услыхал голос Зуева, горячо о чем-то ораторствовавшего.

Он уже более месяца не был у нас, а потому такой неожиданный и поздний визит мне показался несколько странным.

— Ну хорошо,—доносился до меня меж тем крикливый голос Зуева, он, очевидно, чем-то был сильно взволнован и горячился,— хорошо, я вам докажу, но помните, если это окажется правдой, то и вы должны сдержать свое слово. Согласны? Сдержите?

— Я уже вам сказала, а что я говорю, то и исполню,— послышался в ответ голос Мани.

— Помните же, — с какой-то торжественностью воскликнул Зуев, — помните — это не шутка, в этом таится громадное благополучие для нас обоих.

— А для меня? возьмите уже и меня в долю,— крикнул я весело, входя в комнату. Мое неожиданное появление произвело эффект. Очевидно, увлекшись разговором, они не слыхали ни моего звонка, ни моих шагов. Оба как-то растерялись, особенно Зуев. Он сначала вспыхнул до корня волос, потом побледнел, и, когда взглянул на меня, мне почудилась в его лице как бы сдерживаемая неприязнь. Жена тоже была не то сконфужена, не то чем-то словно бы недовольна. Я сделал вид, что ничего не заметил, дружески пожал руку Зуева и наклонился, чтобы поцеловать жену в лоб, но она слегка отшатнулась от меня, по крайней мере, мне это так показалось.

— Где ты был? — спросила она, подозрительно заглядывая мне в лицо.

Я наугад назвал первую подвернувшуюся мне на язык фамилию, кого-то из наших знакомых. Она ничего не ответила, но как-то особенно недоверчиво прищурилась. Зуев тем временем начал торопливо прощаться, я не удерживал его, и он ушел. Жена предложила мне чаю, по я отказался, сославшись на то, что пил чай в гостях. Я боялся, чтобы за чаем жена не вздумала задавать мне каких-либо вопросов, а потому и поторопился скорее улечься спать.

Я уже засыпал, когда Маня, неожиданно приподнявшись на своей постели, вдруг спросила меня:

— Федя, ты спишь?

— Сплю.

— Не дурачься, я хочу тебя кое о чем спросить.

— Спрашивай.

— Что бы ты сделал, если бы я изменила тебе?

— Отправил бы в участок.

— Господи, — воскликнула Маня, сердито хлопнув рукой по подушке, — что за несносный человек, неужели ты никогда не можешь быть серьезным. Я не шутя спрашиваю, как бы ты поступил, если бы я бросила тебя?

— Для того чтобы бросить, надо поднять, а во мне три с половиной пуда, тебе, пожалуй, не под силу.

— Ты нарочно сердишь меня?

— Нарочно.