Кто правит бал

— Что за человек был Невзоров?

Ответа не последовало, коллеги отвлеклись от своих занятий, но высказаться никто не пожелал. Турецкий пригляделся к аналитикам и, выбрав наименее морально устойчивого, направил атаку на него. Парень лет двадцати трех усиленно прятал глаза и разглаживал и без того гладкую, полированную поверхность стола. Возможно, он слишком близко к сердцу воспринял смерть сослуживца, а возможно, просто боялся сболтнуть лишнее и предпочитал даже не смотреть на Турецкого.

— Когда вы в последний раз его видели? — осторожно начал «важняк», и парень под испытующими взглядами четырех пар глаз окончательно смутился и сник. Судорожно сглотнув, он хрипло произнес:

— Не помню, — но вдруг, как бы спохватившись, что плохая память странная черта для аналитика, поправился: — Наверное, в последний его день на работе… перед отпуском.

— Вы были близки с ним, встречались вне службы?

— Не-е-ет. — Парень усиленно замотал головой.

— А на работе?

— Нет, Невзоров всегда работал самостоятельно.

— От кого он получал задания?

— Очевидно, от Корнилова или от самого… Президента.

— То есть этого вы не знаете?

— У нас серьезная организация, а не футбольная команда, — гордо заявил аналитик и, довольный собой, оглядел коллег, ожидая одобрения. — Мы, конечно, играем в пас, но у каждого свое конкретное направление, и сводить наши отчеты — прерогатива начальства.

Парень немного расслабился, полагая, что его гневная отповедь остудит пыл Турецкого, но «важняк» только разошелся.

— Каким же, интересно, образом вы попали на эту замечательную работу?

— А какое это имеет значение?

— Это тоже секретная информация?

— Если вы думаете, что у меня влиятельные родственники или друзья родственников — ошибаетесь.

Его бы, конечно, вытащить в прокуратуру и прижать хорошенько, но уже поздно. Его теперь так настращают, что он слова не скажет.

— А у Невзорова?

— Не знаю.

— Кто определяет степень секретности ваших изысканий?

— Не знаю.

— И все же?

— Мы.

— Сами?

— Нет.

— Но вы?

— Да.

— А еще кто?

— Не знаю. — Парень был на грани нервного срыва.

— Были ли аналитические записки Невзорова только для внутреннего употребления или, может быть, попадали в какие-то иные структуры?

— В секретариат СНГ.

По мнению Турецкого, ничего крамольного не прозвучало, но по напряженным взглядам остальных аналитиков он понял, что услышал то, чего не должен был услышать. Вспотевший вдруг «предатель» бросился что-то писать, давая понять, что от него больше ничего не добиться. Белов вышел за дверь. Турецкий попрощался и, поблагодарив за содействие, тоже откланялся.

— Я навел справки, — сказал Белов, возвращая на место телефонную трубку. — Советники в секретариате СНГ, с которыми контактировал Невзоров, сегодня утром отбыли в Бишкек на закрытое совещание. Совещание продлится как минимум шесть дней.

Квартира Невзорова на Большой Грузинской улице напоминала склад и выглядела нежилой. Получив жилплощадь почти год назад, Невзоров перевез разобранную мебель и ящики с вещами, но все так и пылилось в углах. В спальне стоял диван и телевизор, а в холодильнике два пакета давно прокисшего молока. Значит, Невзоров здесь практически не жил, возможно, наведывался изредка. Турецкий бегло осмотрел комнаты и, не обнаружив ничего заслуживающего внимания, отправился к матери убитого.

Он заранее готовил себя к рекам слез и увещеваниям поймать как можно скорее извергов-убийц. Но Римма Константиновна Невзорова оказалась стойкой женщиной и держалась вполне сносно.

— Видите ли, я врач, и мне часто приходится видеть смерть. Не то чтобы я привыкла, просто уговариваю себя, что это рано или поздно происходит с каждым. С Олегом — слишком рано.

Она проводила Турецкого в комнату, скромную, но очень уютную. Портреты Турецкого сегодня просто преследовали. Правда, украшением этой комнаты служило не лицо Президента и даже не фотография Невзорова. Одна стена комнаты была увешана снимками совсем маленьких детей: ревущие, надутые, веселые, спящие, сосущие и жующие детские мордочки.

— Я работаю в Центре репродуктивной медицины… это мои питомцы, дети, которых могло не быть, — объяснила Невзорова. — Хотите кофе?

— Нет, спасибо, не беспокойтесь.

— Наоборот, это помогает отвлечься, я сварю. Это хороший кофе, Carte Noire.

Когда появился кофе, Турецкий достал бланк протокола допроса, собственно, только ради того, чтобы не смотреть в покрасневшие глаза матери убитого, которые не скрывали, что она не верит ему, Турецкому, не верит, что он способен найти убийц ее сына. Собственно говоря, даже не верит, что он вообще будет искать. Тем не менее он задал свой первый вопрос:

— Расскажите, чем Олег занимался в последние дни?

Невзорова посмотрела на свою чашку, из которой даже не отхлебнула, только вертела ее в руках, как бы согревая их, поставила на стол, потом взяла снова.

— Не знаю, он был в отпуске и сказал, что хочет подышать, побродить по лесу. Я поняла так, что он поедет к Сереже в деревню…

— Простите, Сергей — это кто?

— Сергей Ожегов. Его товарищ, они вместе работали когда-то. У него ферма в Подмосковье. Олег говорил, места там красивые, речка, лес, грибы.