Кто правит бал

Вера пристально и с интересом посмотрела на Турецкого.

Бабушка Элеонора затянулась «Лаки страйк», делая вид, что внимает беседе. Внезапно ее посетило озарение, она загасила едва прикуренную сигарету, хлопнула ладонью по столу и провозгласила:

— Гимн! Требую гимн! Ира, к роялю!

— Какой гимн? — не поняла Турецкая.

— Еще спрашиваешь! «Боже, царя храни»!

Возражать было бесполезно. Кроме бабушки, слов никто не помнил, мужчины петь не умели, но все дружно подтягивали.

— Ваши коммунисты — импотенты, — заявила Элеонора Львовна, прикуривая снова, — я не одну тысячу пьянок посетила, будьте уверены, и гимн Советского Союза не пели ни разу. Никогда! — Тут ее посетила новая идея. — Пойдемте, я покажу, что подарила себе на день рождения.

Все послушно поднялись.

— Прошу прощения, только родственники.

Турецкий остался вдвоем с Качаловой. Они отправились в сад покурить.

Курила Качалова чувственно, словно смотрела эротический сон, а он напрягал извилины, пытаясь вспомнить все, что знал о своей родственнице. Знал немного. Она училась в Париже модельному бизнесу, кто и как ее туда снарядил — загадка природы, там же познакомилась с Фроловским лет семь назад. Он тоже выезжал «…в Париж по делу. Срочно…», вот и познакомились.

— Вам удаются дипломатические приемы, — Турецкий прервал ее сладостное уединение с сигаретой, — это природный дар или результат упорных тренировок?

— Вы слишком грубо мне льстите, Александр. Что до дипломатических приемов, они удаются, когда в них есть какая-то изюминка. Например, если Президент сядет в торт — прием войдет в историю.

— Да. Любители лизать задницу получат законный повод отличиться. К сожалению, его здесь нет. — Турецкий понял, что фраза вышла довольно двусмысленной, но Вера беззаботно расхохоталась, запрокинув голову, даже слезы выступили.

— Представляю, как он пел бы «Боже, царя храни», — насилу выговорила она, давясь от смеха.

Турецкий для развития успеха хотел поинтересоваться, входят ли в юбилейную программу танцы и ночное купание в пруду, но вместо этого почему-то сказал совершенно другое:

— Полагаю, мы не сошлись бы характерами, даже после пол-литра. Президент сильно подвержен влиянию окружения, а в последнее время в его администрации меня недолюбливают.

Вера опять широко улыбнулась:

— В последнее время? А раньше вы были в администрации своим человеком?

— Раньше у нас проблем не возникало, — честно признался Турецкий. — Я полагаю, первый танец за мной?

— Танец? Думаю, бабушка Элеонора будет танцевать только с вами. Как кавалер вы ей наверняка нравитесь гораздо больше моего мужа. Она же выше его…

— Вы приписываете уважаемой старушке свое личное мнение или способны постичь тайный ход ее мысли?

— Ход мысли, Александр, как правило, очевиден, это скачки непредсказуемы. — Она посмотрела на озеро. — Вот вы, например, хотели бы искупаться, если, конечно, подберется подходящая компания, а также подорвать репутацию Фроловского в глазах почтенной публики. Я видела, как вы сияете, глядя на него, значит, замыслили какую-нибудь каверзу.

— Ловлю на слове — обрадовался Турецкий, — так вы признаете, что нам есть из-за чего соперничать?

— Вы, наверное, найдете. Искать — ваша профессия, верно?

На веранде послышались голоса. Турецкий взял Веру под руку:

— Позвольте, я хотя бы провожу вас до крыльца.

Навстречу, стараясь сохранять твердость походки, шествовала Ирина. Она подмигнула Турецкому и зашептала на ухо:

— Пилите, Шура, пилите, она золотая.

Качалова, воспользовавшись моментом, благородно улизнула. Турецкий, оставшийся у разбитого корыта, решил по крайней мере сделать жене приятное и поинтересовался, что же такое секретное преподнесла себе Элеонора Львовна. Но Ирина уперлась и ни за что не хотела рассказывать. Только хохотала совсем как Вера. «Перебрала малость», — заключил Турецкий.

Вернулись за стол. Турецкий решил, что его час настал, пора привнести изюминку в саммит. Он потянулся за экзотическим фруктом, названия которого не знал, неуклонно приближаясь рукавом к рюмке Фроловского. К рюмке Большого Человека.

— Саша, осторожно! Мороженое! — Ирина попыталась предпринять спасительное телодвижение и слегка подтолкнула стол. Его собственная рюмка предательски покачнулась, и спустя доли секунды по брюкам расплылось коньячное пятно.

Грязнов и Турецкий заперлись у последнего в кабинете. Была уже поздняя ночь, но Турецкий разыскал товарища и уговорил-таки приехать. День рождения закончился скоропалительно минут через десять после того, как Турецкий был опозорен. Но в качестве утешительного приза он унес с собой непочатую бутылку того самого фантастического армянского коньяка. Точнее, две. Еще одну он Грязнову не показывал и решил сохранить как НЗ.

Грязнов тоже с утра не терял времени даром: хоть и в менее благородном обществе, он пропустил эквивалентное количество крепких напитков. Теперь оба находились в равной кондиции и жаждали выговориться в узком кругу.

— Ты понимаешь, Бисмарк ей хоть и понятен в своих устремлениях, но несимпатичен, — кричал Турецкий чуть ли не в самое ухо Грязнову, — а сама ногой брык, и я стою как обоссанный!