Кто правит бал

«Я… это, я…» — только и смог сказать Виктор и то про себя.

Внутренний голос лишь конвульсивно икнул.

Его волнение не осталось незамеченным и для потерпевшей: вцепившись полуторасотдолларовыми ногтями в загорелый мускул руки красавца, она зашептала ему что-то быстро-быстро, делая при этом глаза «страшными» и до глупости круглыми. Но утянутый красавец вовсе не впал в растерянность, а даже напротив, поглядел на Виктора еще более… Скажем так, с симпатией. Он совсем уже обернулся к несчастному, растерянному сыщику Уголовного розыска города Москвы, собираясь, видимо, сказать что-то, но тут дверь открылась и вошла величественная женщина в роговых очках.

— Это вы из милиции? — подошла она вплотную к Виктору и занесла над ним полиэтиленовый пакет с чем-то внутри.

— Молодой человек из Уголовного розыска, — со значением поправила потерпевшая.

— Такой симпатичный… сыщ-щик, — подмурлыкнул и обтянутый. — Вы — сыщик?

— Это неважно. — Категоричность вошедшей не оставляла места протестам.

Виктор кивком согласился с ней, но с кресла не поднялся. Женщина сунула ему пакет сверху.

— Вот, — сказала она, поправляя очки. — Кто-то из этих вчерашних субчиков, которые тут, ну, вы знаете, — она выделила последнее слово, — оставил.

Виктор пакет послушно принял и заглянул внутрь. Там была какая-то папка. Виктор начал медленно вытаскивать ее из пакета, все невольно придвинулись ближе. Прикрываясь непрозрачным полиэтиленом от любопытствующих, словно подглядывая в шпаргалку на экзамене, Виктор прочел надпись на папке: «Совсекретно. Снегирь».

Простояв по дороге в нескольких приличных пробках, к конторе подъехали уже далеко за полдень. Виктор закрыл папку, в которой, кроме цифр и разных непонятных буквенных обозначений не было ничего, и, бросив водителю Эдику «Покедова», направился было строчить рапорт по проделанной работе, совершенно не представляя, что именно он в этот самый рапорт настрочит. Правда, наличие загадочной папки несколько обнадеживало и давало пищу фантазии, как, впрочем, и объяснениям столь скоропалительного отбытия из Дома моды. Расшнурованный ботинок заставил Виктора задержаться возле машины.

Завязывая шнурок, боковым зрением углядел, как Эдик принялся дочитывать статеечку в сложенной пополам газетке, хмыкая при этом и хрустя каменными сушками. Выпрямившись, Виктор автоматически взглянул на имя автора и обомлел. Автор подписывался непросто: Снегирь. А вот газетка называлась еще сложнее: «Совершенно секретно». Черт возьми!

Эдик достал из пакета очередную сушку, сунул ее в рот, перемолол наскоро и утомленно откинулся на спинку сиденья, блаженно прикрывая глаза и жуя сладострастно и настойчиво.

9

Старенькая «Нива» Грязнова умерла на первом же километре болотистой проселочной дороги, на которую они съехали в поисках фермы Ожегова. Поистине титанические усилия, затраченные на то, чтобы вытащить из липкой жижи задние колеса, принесли противоположный ожидаемому результат: передние увязли тоже. Независимая подвеска, рассчитанная на бездорожье и пробеги по пустыне, отступила перед разливами российской грязи, которые в свою очередь не уступали, пожалуй, разливам Нила в его лучшие годы.

Турецкий тихо матерился, стоя по колено в луже, хотя материться можно было и громко. Вокруг, насколько хватало глаз, расстилались голые вспаханные поля, и никто, кроме галок, ковырявшихся в земле в поисках червей, не мог бы его услышать. Ни одного человека вокруг, ни одного трактора на горизонте. А он как раз сегодня надел новые туфли — жена подарила.

Из кабины показались огромные резиновые сапоги, а вслед за ними извиняющаяся рожа Грязнова.

— С охоты, понимаешь, завалялись, вот нашел случайно под сиденьем.

— А когда ты меня в эту топь посылал, не мог вспомнить?

— Да они, собственно, дырявые…

— Угу, так я тебе и поверил.

— Зато у меня припасено, — продемонстрировал Грязнов початую бутылку коньяка, — не простудимся.

— Пошли уже, запасливый ты мой, ты бы лучше вторую пару сапог припас.

— А ты сам не знал, куда едем?

— И сколько нам топать?

— Километров пять, если бы по городу — меньше часа ходьбы.

— По городу мы бы в крайнем случае на метро доехали.

— Расслабься, до темноты дойдем.

— А может, назад потопаем, а завтра вертолет выпросим?

— У кого?

— Неужели у врио начальника МУРа нет ни одного, даже маленького, вертолетика?

— Даже кальсон с пропеллером, как у Карлсона, нет.

Дорога находилась ниже уровня полей и служила скорее канавой для отвода лишней воды. Сгустились мерзкие грязно-серые тучи, заморосил мелкий противный дождик. Отряхиваясь, как собака, Турецкий, в мокрых по колено брюках, с налипшими на туфли комьями грязи, выбрался на обочину и, с трудом переставляя ноги, побрел вперед.

— Романтика… Надо было хоть зонт захватить.

— Это не дождь, а морская пыль, — усмехнулся Грязнов, который чувствовал себя гораздо лучше товарища в своих якобы промокающих сапогах.

— Ты еще и моряк.

— В душе.

После получаса ходьбы со скоростью, приближающейся к скорости объевшейся гусеницы, они наткнулись на прикорнувший на обочине покореженный, проржавевший комбайн.