Кто приготовил испытания России? Мнение русской интеллигенции

Наконец, говорят – или говорили прежде – что монархия легче получит международное признание и будет пользоваться большим международным весом.

Говорящие это не уясняют себе, что теперь уже не то время, когда международная политика делалась при помощи династических связей. Бессилие иностранных родственников оказать помощь в беде Николаю II лучше всего освещает эту новую международную обстановку.

Есть, конечно, державы, которые спекулируют на слабости России. Но никто не связывает этой слабости с республиканской формой правления. Напротив, попытки признания власти белых генералов показали иностранцам, что в России власть, которая пробует опереться на старую государственную идеологию, не может быть сильной. И восстановление монархии, вероятно, сопровождалось бы среди цивилизованных народов опасением перед новыми конфликтами с народом.

Применение старой тактики «сильной» власти внутри страны наверное вызвало бы возмущение цивилизованного общественного мнения и помешало бы установлению добрых отношений с Россией.

Наоборот, установление демократической республики показало бы миру, что послереволюционная Россия пошла по тому же пути, как и послереволюционная Европа; оно дало бы гарантию мира и создало бы живейшие симпатии к новой, молодой России среди всего, что есть прогрессивного в мире.

В особенности положительно проявилось бы сочувствие Соединенных Штатов, которые не теряли уважения к русскому народу, помогали ему в его бедствиях и уже теперь готовы узнавать в России многие черты своей собственной истории.

Английская монархия или китайская республика?

Разумеется, между сторонниками возвращения в прошлое есть и более благоразумные, для которых старый строй не является последним словом русской истории, а возвращение к старой самодержавной формуле гр. Уварова не является последним словом монархии.

Мысль людей, понимающих нелепость легитимизма, но не привыкших мыслить Россию как республику, ищет часто среднего решения. Их возражения против республики и их предпочтение монархии находят себе выражение в характерной фразе, которая стала ходячей. «Лучше английская монархия, чем китайская республика». Разумеется, лучше. Но какое отношение имеет это к русской монархии или республике? Если бы можно было примерить и надеть на Россию любой политический костюм, то дело было бы очень легко и просто. Оно трудно потому, что историческая и реальная обстановка очень ограничивает выбор для каждой страны, в том числе и для России.

Парламентарная монархия, веками выросшая на английской почве, не может быть пересажена без перемен на любую другую почву. Английская сложная система сил и противовесов образовалась в результате очень долгого опыта практики свободных политических учреждений; она выросла в стране крупного землевладения и капитала, в среде, где всякая новизна должна облечься для своего осуществления в формы старой правовой традиции. У нас нет этой традиции, нет вековой практики свободных учреждений и нет – в особенности после революции – вполне организованных социальных сил, могущих не только законом, но и фактом ограничить волю монарха.

Правда, парламентарная монархия и без специфических британских особенностей была пересажена в другие страны Европы. И там, куда она была пересажена и где привилась, как в Бельгии, Дании, Швеции и Норвегии, там институт монархической власти продолжает существовать. По отношению к этим странам, конечно, можно утверждать, что монархия и республика безразличны, раз они гарантируют демократический строй и правильное выражение народной воли. Но ведь это безразличие есть последствие того, что в истинно-парламентарной монархии власть короля может стать слабее власти республиканского президента.

Там же, где монархия сохранила черты вотчинного происхождения и религиозной санкции, черты средневековья, как, например, в дореволюционной Германии, там никак нельзя сказать, что монархическую власть легко обновить и уместить рядом с парламентаризмом. Историческое преобладание этой власти в таких странах слишком велико, чтобы рядом с собой она могла терпеть другие органы народного верховенства. Поэтому-то такая власть и не шла добровольно на введение парламентаризма; поэтому она не могла застраховать себя на случай переворота и поэтому в такого рода странах переход от вотчинной монархии прямо к республике оказался несравненно более легок, чем переход к парламентарной монархии.

Итак, для России у нас нет выбора. Сказать, что для России вы предпочитаете монархию, но под условием, чтобы она была парламентарной, значит не дать никакого решения. Политические программы нельзя строить на личных вкусах и на предположениях, имеющих явно неосуществимый характер.