Кто проспал начало войны?

— Сегодня или завтра мы его получим, — спокойно ответил наш специалист «по организации мобилизации».

— Вот когда получим, тогда и будем думать. — Помолчав, Пуркаев добавил: — А оперативный отдел я не позволю сокращать. Ищите за счет других отделов.

— Есть, Максим Алексеевич, — охотно согласился Антонов. Оставалось радоваться, что хоть сокращать начальник штаба запретил… (Приказ этот мы так и не успели выполнить: началась война. И мне впоследствии стало казаться, что просто не могло быть такого приказа за неделю до начала боев. Работая над этой книгой, я решил проверить, не подвела ли меня память. Оказалось, что такой приказ все-таки был.)…»

Интересно собирались устраивать «сокращение штатов центрального и окружных аппаратов на двадцать процентов» в Генеральном штабе за неделю до начала войны! Жаль, маршал не написал, кто в Наркомате обороны до такого додумался. Жаль, что не оставил воспоминаний генерал армии А.И. Антонов, который в июне 1941 года был начальником «Оргмобуправления» («…специалист «по организации и мобилизации»…») КОВО, а закончил войну начальником Генерального штаба. Антонов считался выдвиженцем и даже «любимчиком» Сталина, и он как раз и мог бы пролить свет на те дни и прояснить — какую долю ответственности несут должностные лица, по крайней мере, на уровне командующих округами. Однако в те годы, когда создавалась «версия от Жукова», Антонов и другие, через кого согласно их должностным обязанностям проходили все приказы и директивы из Генштаба в округа в последнюю мирную неделю, предпочли отмолчаться.

Таким образом, подытоживая воспоминания офицеров разного уровня в разных округах (особенно слова начальника оперативного отдела округа!), писавших свои воспоминания в разные годы и при разных правителях, выясняется, что в Прибалтике и на Украине воинские части начиная с 15 июня получали приказы из Генштаба на выдвижение к границе, на рубежи обороны. Стрелковые корпуса в КОВО и танковые дивизии в ПрибОВО поднимались по тревоге, при этом они были все укомплектованы до практически полных штатов личным составом из числа резервистов, призванных на «учебные сборы» еще в мае, были отмобилизованы и вооружены для ведения боевых действий. То есть все боевые части в Прибалтике и на Украине, получившие такие приказы (о чем прямо говорит Баграмян), по факту действительно были приведены в состояние «полной боевой готовности» приказами из Москвы! И, как пишет А. Исаев, в том же КОВО «фактически выполнялись мероприятия, заложенные в план Прикрытия…». Не по «собственной инициативе», не «вопреки тирану Сталину», а именно по приказу из Москвы. (При этом многие стрелковые части уже имели самое новое вооружение — самозарядные и автоматические винтовки СВТ-38, СВТ-40, АВС-36, АВТ-40. Около миллиона этих винтовок было в РККА на 22 июня.)

Итак, мы видим следующую картину. В штабы западных округов 15 июня из Москвы приходили телеграммы о выдвижении поднятых по тревоге частей в «районы сосредоточения» на «учения» (что по факту уже означает приведение частей этих округов в «полную боевую готовность», т. к. без приведения в боевую готовность невозможно отправить воинскую часть даже на учения). Командование этих округов отдавало приказы по округу частям второго эшелона, уже почти месяц укомплектованным личным составом и техникой для ведения войны на выдвижение этих частей на заранее определенные рубежи обороны к границе. Некоторые части, напротив, отводились от границы на заранее подготовленные рубежи (были ведь и части первого эшелона, находящиеся непосредственно у самой границы).

Однако при этом в целях маскировки разным частям предписывалось начинать выдвижение в разные дни — 17 и 18 июня 1941 года, и только командующие армиями должны были знать точное содержание телеграмм-приказов, директив из Москвы. Остальным офицерам сообщалось, что части убывают «на учения».

Также разным частям ставилось разное расчетное время прибытия на рубежи обороны.

Например, «..31-й стрелковый корпус из района Коростеня к утру 28 июня должен был подойти к границе вблизи Ковеля. Штабу корпуса до 22 июня надлежало оставаться на месте…» (в Коростене). Коростень находится в 300 км от границы и в 250 км от Ковеля по прямой (по дорогам от Коростеня до Ковеля около 300 км). Корпус должен был выйти из Коростеня 17–18 июня и прибыть в Ковель к 28 июня. 10 дней отводилось стрелковому корпусу на то, чтобы пройти 300 км. 30 км в сутки, «…от восьми до двенадцати ночных переходов…».