Факт продолжительных массовых арестов, атмосфера подозрительности и страха, плюс истерия подозрительности, раскрученная советской прессой, — когда Мойша Фридлянд-«Кольцов» распекался о «прожженных мерзавцах», «злых двуногих крысах», «гиенах и шакалах мирового фашизма» — довели атмосферу советского общества до массового психоза, когда «закладывались» и уничтожались люди из всех слоёв общества — от самых высоких до самых нижних, от маршала и генерала НКВД до их друзей, соседей, любовниц, рабочих, крестьян и самих «стукачей» из всех слоёв. Исследователь истории Николай Кузьмин в своей книге отметил такой пример: «Она (жена Луначарского — Розенель) "на полставки" подвязалась в ОГПУ и одаривала своим вниманием многих: от Ягоды до Литвинова. Когда звезда Ягоды закатилась, она сумела нырнуть под одеяло полярного академика О.Ю. Шмидта. Тот однако, очень скоро раскусил любвеобильную стукачку и во времена Ежова сам сдал её на Лубянку, как закоренелую троцкистку».
Если сегодня, например, либералы вспомнят о смерти известного врача Д.Д. Плетнева, то обязательно подчеркнут с глубоким пониманием и трагизмом — это жертва Сталина или «сталинских репрессий». А вот что по этому поводу записал в своём дневнике знаменитый учёный В.И. Вернадский: «13.01.1938. Говорят, вчера слух — верный в университетской среде, что Д.Д. Плетнев умер в тюрьме. Политическое убийство личных врагов. Он болел сахарной болезнью, которая осложнилась от перенесённого. Д.Д. Плетнев не был юдофобом — но не скрывал своего отношения к той бездарной и недостаточно знающей среде еврейских врачей, которые захватили "тёплые местечки"».
Сотрудник КГБ Рыбин вспоминал: «Осмысливая в разведывательном отделе следственные дела на репрессированных в тридцатые годы, мы пришли к печальному выводу, что в создании этих злосчастных дел участвовали миллионы людей. Психоз буквально охватил всех. Почти каждый усердствовал в поисках врагов народа» (Ю. Емельянов).
Этому кровавому психозу естественно способствовало НКВД, которое работало задорно, «с огоньком». В некоторых местах было введено даже подобие стахановского движения — кто больше выявит врагов и арестует, например, в Киргизии было введено «соцсоревнование» между отделами НКВД. В приказе наркома внутренних дел республики «О результатах соцсоревнования третьего и четвертого отделов УГБ НКВД республики за февраль 1938 года» говорилось: «Четвертый отдел в полтора раза превысил по сравнению с 3-м отделом число арестов за месяц и разоблачил шпионов, участников к-р. организаций на 13 чел. больше, чем 3-й отдел. Однако 3-й отдел передал 20 дел на Военколлегию и 11 дел на спецколлегию, чего не имеет 4-й отдел, зато 4-й отдел превысил количество законченных его аппаратом дел (не считая периферии), рассмотренных тройкой, почти на 100 человек».
Это, кстати, своеобразная модификация бермановского метода уничтожения людей. Союзный наркомат внутренних дел устанавливал плановые контрольные цифры выявления и арестов республиканским наркоматам, которые, в свою очередь, устанавливали областным управлениям. Быстрой, «эффективной» работе этой репрессивной пирамиды способствовал и принятый 14 сентября 1937 года упрощенный порядок рассмотрения дел о терроре, который расширял сферу деятельности известного приказа 1934 года (слушание дел без участия прокурора и адвоката, запрещение кассационного обжалования приговоров и подачи ходатайств о помиловании, приведение приговора в исполнение немедленно после его вынесения), — теперь он был распространен на дела о вредительстве и диверсиях.
Теперь вместе с — «Здравствуйте», «Добрый день» или «Будь здрав» — необходимо было внимательно вглядеться в старого знакомого, посмотреть на него «по-другому» — а не шпион ли случайно? А вдруг вы желаете здравия шпиону, врагу. — За это можно и «загреметь». И при малейшем подозрении необходимо срочно донести «куда следует». А вдруг, — принявший донос из народа сотрудник НКВД отнесется к нему халатно и пропустит коварного врага, — тогда уж точно сам «загремит». И начала общественно-государственная система в каком-то общем кровожадном поисковом психозе и с большевикском энтузиазмом жить бдительно, подозрительно и старательно с пристрастием, — и пошла ломать через колено миллионы судеб. В этой кровавой вакханалии, когда карательные ведомства вошли в репрессивный «кураж» — арестовывали, ссылали или убивали быстро, особо не разбираясь в виновности, многие граждане использовали эту ситуацию — чтобы расправиться со злобным соседом, с личным врагом, с любым человеком по причине ревности, зависти или карьерной конкуренции на работе.