— Да-а, не скучно живешь, — заметил Сема, когда я окончил свое повествование.
А пока я говорил, не перебил меня ни разу.
— Димка твой, видно, в какую-то историю влип. Ему помочь надо, — помолчав, добавил Семен.
— Я и сам так думаю. Да как помочь, не знаю. Он ведь даже футбол забросил.
— Это из-за ноги?
— Угу.
— Ты знаешь что, ты дай ему прочесть одну книжку. Сейчас я тебе ее дам, — Сема поднялся из-за стола. — Или сам прочти и расскажи, если Димка этот не читатель.
Сема вышел из кухни, наверное, в свой кабинет. Я знал, что у него там и библиотека. Вскоре он вернулся с книжкой в руке.
— На. — Он бросил передо мной на стол совсем небольшую книжицу в мягком переплете. «Пеле, Гарринча, футбол…» — прочел я на ее обложке.
— Про Гарринча что-нибудь слышал? — спросил Сема.
Я отрицательно покрутил головой.
— Великий был футболист. Не хуже Пеле. Вот прочти и Димке своему расскажи.
— Ладно, — согласился я, забирая книжку.
— А об остальном завтра уж поговорим. Пора спать ложиться. Засиделись уже, завтра рано на рыбалку.
Сема предлагал мне лечь на его кровати, но я отказался. Тогда он выделил мне раскладушку, матрас, белье, одеяло и уложил спать на кухне, она же столовая и гостиная, у печки. Сам он скоро захрапел, а я в соответствии со своими привычками еще долго читал Семину книжку. Она оказалась весьма интересной, и действительно неплохо бы было ее прочесть хромому Димке. Этот Гарринча и вправду был великим футболистом, хотя я о нем ничего и не слышал. Он просто жил и играл в футбол, когда меня еще не было на свете, к тому же в Бразилии. Но творил чудеса: в одиночку обводил всю защиту бразильской сборной, сильнейшей в мире. Об остальных командах и говорить не приходилось. Но самое удивительное то, что Гарринча был хром. Да еще как. Одна нога у него была короче другой на четыре сантиметра. Да-а, Димке стоило прочесть эту книжку.
С такими мыслями я и заснул.
Сема растряс меня за плечо чуть свет. Он сам уже был одетый и вскипятил чайник.
— Вставай, вставай, — тормошил он меня, — всю рыбу проспишь.
И все же после чая я сначала забежал домой проверить, не вернулась ли серая скотина. Тимофей вылез мне навстречу из-под балкона, громко мяуча. Я обозвал его болваном и негодяем. Но ему было на это наплевать, потому что он хотел есть и требовал завтрак. Я пообещал поймать коту рыбы, а пока запер его, чтобы не убежал, в своей комнате.
Сема поджидал меня возле узоровской церкви, мы спустились с ним по откосу, миновали заледеневшие пруды и вышли на реку. Там очень скоро заметили два черных бугорка — рыбаков, скрючившихся над лунками. Конечно, это оказались Залыгин и Мишка, а то кто же? Поздоровавшись и расспросив о клеве, мы прошли еще немного вниз по течению реки, струящейся подо льдом, и Сема просверлил буром две новые лунки.
Ловили мы на мотыля. Сема держал его в холодильнике. А покупать ездил в Москву. Клевало не ахти. И все же подледный лов мне пришелся по вкусу. И азарт был не хуже, чем летом, и утро было прекрасное, тихое. Тихое еще по-зимнему, хотя листок настенного календаря мама уже пять дней назад перевернула на март.
Сидели мы на реке до обеда. Поймал я всего ничего: трех окуньков и ершика. Сема чуть больше. Но кошкам закусить хватит. Довольные, мы возвратились в Узорово. Я сразу поспешил домой приготовить улов Тимофею. Этот барин речную рыбу есть только вареной. Я вбежал в дом, заглянул в комнату и ахнул. Кота не было. Как я забыл закрыть форточку, оставленную на случай его ночного возвращения открытой! Ну что теперь было делать? Я выскочил на крыльца и опять кликал кота и опять напрасно. Он, видимо, сам решил добывать себе пропитание.
Уныло я поплелся к Семиному дому. «А что, — думал я, — если кот не вернется до ночи? До ночи!» Я даже остановился, потому что вдруг понял, какая карта пришла мне в руки. Теперь я зашагал к Семе гораздо бодрее. До ночи — это как раз то, что мне было надо.
Семе я рассказал о проделке кота, он посмеялся.
— Сань, не волнуйся, — успокаивал меня Сема, — даже если не придет до твоего отъезда, я за ним пригляжу. Сам завезу вам этого обормота в среду, мне все равно в Москву ехать.
Я сделал вид, что успокоился, хотя внутри просто трясся. Но вовсе не из-за кота, я знал, что с Тимофеем ничего не случится. Я трясся из-за другого, из-за того, что только что задумал. Мне не терпелось претворить свой новый план в жизнь. Только я понимал, что спешкой можно все испортить.
После обеда у Семы я вернулся домой ожидать Тимофея. Разбойника не было. Но, слава Богу, был телевизор, а спешить мне по-прежнему было некуда. Так я просидел до восьми вечера. Дважды звонил домой по сотке. Никто не подходил, родители еще были у Бузенковых. Наконец в полдевятого к телефону подошел папа.
— Пап, — начал я, — Тимофей так и не объявлялся. Можно, я еще на одну ночь у Семы останусь?
— Ты спятил, — возмутился отец, — мама тебе и мне головы открутит.
— Ну пап, я же у Семы. Только на ночь, а завтра первым же автобусом к вам и в школу. Я успею, уроки еще в пятницу ведь сделал.
— Нет, давай сюда, — не соглашался отец.