– Через несколько дней после гибели Кэтрин, – сказал Этан, – я отправился на берег Ист-Ривер, где она очень любила гулять. Она любила бегать по набережной, иногда останавливаясь у площадки для выгула собак, чтобы понаблюдать, как огромные псы с удовольствием носятся за пластиковой «летающей тарелкой», она любила передохнуть среди загорающих на маленьких лужайках и полюбоваться Рузвельт-Айлендом, где жила раньше. Я ходил по набережной до позднего вечера, я смотрел на небо, на луну, полюбоваться которой она выходила каждый вечер, и, в конце концов, сказал: «Прости меня, Кэтрин. Прости меня. Я любил тебя, я любил нашего ребенка. Прости, что не смог защитить тебя». Потом я, взобравшись на ограждение набережной, хотел уже броситься вниз, но в этот момент твой отец схватил меня за руку. – Аманда вновь охнула:
– Мой отец? Мой отец остановил тебя? – Этан кивнул:
– Он схватил меня за руку и сказал: «Боже правый! Вы ведь Этан Блэк!» Я обернулся к нему и понял, что передо мной известный Уильям Седжуик, которого считали одним из самых честолюбивых бизнесменов Америки. Я не был знаком с ним лично, поскольку наши пути не пересекались, но мы слышали друг о друге. Из «Новостей» Уильям узнал об убийстве. Он сказал, что все понимает, но, тем не менее, предлагает мне прогуляться с ним. Сам не знаю почему, но я согласился. Уильям как-то сразу понял, что в смерти жены я виню себя, мы бродили по набережной, он говорил, а я, к своему удивлению, слушал, и его слова буквально врачевали мне душу. После той прогулки я отправился домой и упаковал вещи. На следующий день я уехал в Мэн и там построил себе дом.
Аманда пристально смотрела на него.
– И что же мой отец говорил тебе?
– Он говорил, что, если я покончу с собой, это будет оскорблением памяти Кэтрин. Он говорил, что самоубийство – это самый легкий выход, а он не сомневается, что, поскольку Этан Блэк никогда не искал легких путей, ему поздно так поступать. Еще он сказал, что мой долг перед Кэтрин – продолжать жить, каждый день вспоминая, кем я был и что совершил. Такая жизнь и станет для меня искупительным наказанием.
– Боже, – сказала Аманда, – он не позволил тебе совершить самоубийство, чтобы заставить чувствовать себя еще более виноватым?
Этан кивнул:
– Я заслужил это. Он говорил мне о том, что я должен открыто взять на себя ответственность. Ощутить последствия, а не бежать от них. Он сказал, что один из лучших способов ощутить и прочувствовать свою вину – это пожить в уединении, там, где только земля и небо, построить там домик на берегу и жить, пока не придет время.
– Какое время? Для чего? – Этан пожал плечами:
– Не знаю. За эти три года я не отходил от своего дома дальше, чем на десять миль. До получения письма. До тебя.
– А почему именно Мэн? – спросила она.
– Он предложил это место. Сказал, что там есть все, что мне нужно. И это действительно так. В Мэне, там, где я живу, только земля и небо, лес и вода. Домов немного, и они расположены далеко друг от друга. Мой ближайший сосед живет в четверти мили от меня.
– Странно представить, что мой отец рассуждает о чувствах, об ответственности, об уважении к людям, – сказала Аманда.
Этан посмотрел на портрет:
– Тем не менее, эти слова и чувства шли из глубины его души. Понимаешь, это трудно понять, но, возможно, он держался в стороне от тебя и твоих сестер потому, что не чувствовал себя достойным вас. Я об этом очень много думал. О том, что назло моему отцу я работал всю свою жизнь, чтобы, если он вдруг появится, показать ему все, чего я достиг своими собственными силами, без его долбаной помощи, и после этого послать его к черту. Но, Аманда, пойми, это же противоестественно и порождено горечью, печалью и всевозможными комплексами, которые сплелись в совершенно невообразимый клубок.
– Думаю, я понимаю, что ты хочешь сказать.
Он посмотрел на нее, потом протянул руку и заправил прядь шелковистых волос ей за ухо.
– Ты такая красивая и мягкая. У тебя не только нежная кожа, но и нежная, чистая душа, Аманда.
– Я пытаюсь делать все, что могу, – сказала она. Он кивнул:
– Должен сказать, у тебя это прекрасно получается.
Он наклонился к ней, спрятал свое лицо в ее ладонях, и мягкость кожи, которую он ощутил своей жесткой щекой, ослабила узел, свившийся в его груди. Легко потянув ее за руку, он привлек Аманду к себе, потом поцеловал ее, не в силах устоять перед искушением.
Если бы она не застонала едва слышно, возможно, он смог бы подняться и уйти, пойти наверх, пойти вниз – куда угодно. Но она ответила на его поцелуй, Этан ощутил, как ее груди прижались к его груди, и уйти он уже никак не мог.
Его руки скользнули под ее тонкий свитер, потом он стянул его, быстро расстегнул замочек бюстгальтера и уткнулся носом в ложбинку, лаская пальцами нежную кожу сосков, потом коснулся затвердевших пуговок языком. Охваченная желанием, Аманда выгнулась. Расстегнув ее брюки, Этан стянул их на бедра, лаская руками ее живот и бедра, потом его ладонь скользнула у нее между ног, затем опять вернулась к животу и груди.