Саттертвайт помолчал некоторое время, наконец он сказал:
— Я собираюсь с этого момента оставить вас в покое. Но я хочу, чтобы было ясно, что вы получили приказ использовать команду
— Это такая дерьмовая дешевка.
— Это политика. Лучше не просите кого-нибудь сделать вам одолжение, если только обстоятельства не вынуждают вас к этому, — чтобы не оказаться в положении должника. В такой компании мы не можем позволить себе быть обязанным кому бы то ни было.
— Тогда используйте посредника. Русских?
— Ими могут оказаться китайцы, и мы так же, не хотим ходить у них в должниках.
Саттертвайт откинулся назад, дотронулся до дверной ручки, но не открыл ее.
— Да, вы интересовались группой крови Фэрли — мудрый вопрос. К сожалению, у него третья группа; резус отрицательный. Я оставил инструкции, чтобы на борту «Эссекса» был готовый к вылету вертолет с контейнером. Все в порядке?
— На этот момент — да.
Час спустя Саттертвайт находился на обратном пути в Вашингтон, а Лайм водил электрической бритвой по подбородку в вонючем туалете пристроенного крыла административно-правительственного здания. Ему хотелось принять душ, хорошо поесть и поспать часов двенадцать; но пришлось довольствоваться быстрым умыванием и ленчем на углу стола, состоящего из хлеба, сыра и кувшина сангре из ближайшего кафе.
Он заперся в крошечной комнате офиса, растянулся на полу, подложив под затылок переплетенные пальцы, уставился в потолок и попытался связать воедино все факты. Способ, которым удавалось добиться этого, заключался в том, чтобы дать простор воображению. Мысли мгновенно унеслись к Бев Рейланд, но он не стал делать усилий, чтобы изменить их направление.
Два дня назад по пути на военно-воздушную базу Эндрюс, он выкроил время повидать ее: позвонил в офис спикера Люка и условился встретить ее в кафетерии «Рейберн». Он заглянул в крошечный тесный магазинчик за дюжиной красных роз и вошел в кафетерий, держа их. Бев, в пестром лыжном жакете, в основном зеленом с белым, из синтетических волокон, которые блестели, как пластик, с волосами, зачесанными в хвост, перехваченный маленькой резинкой, подозрительно наблюдала за его приближением. Тень недоумения пробежала в ее глазах.
— Зачем это?
— Маленькая любезность, если тебе будет угодно.
— Эти розы — что-то вроде «Все хорошо, прекрасная маркиза…»? — Она развернула зеленую упаковочную бумагу настолько, чтобы увидеть бутоны. — Они действительно прекрасны, — призналась она.
Была середина дня, местечко оказалось почти пустым, через комнату глухо доносились голоса посетителей. Он сказал:
— Ничего серьезного. Я ненадолго уезжаю.
Ответа не последовало. Она встала и прошла к стойке.
Он наблюдал, как она идет по огороженному перилами проходу к электрическому кофейнику, как останавливается возле кассира, как покачивает высокими бедрами, возвращаясь с двумя чашками кофе в руках. Она села на краешек стула, будто ждала, что он в любое мгновение взорвется под ней.
— Надолго?
— Не знаю.
— Тебя послали на поиски Фэрли. — Это было сказано утвердительно, но она замерла вся в напряжении, и в ее глазах светилась жажда информации.
— Я припоминаю Бев Рейланд. Девушку, которая гуляет только с такими людьми, которые заняты.
— Ох, Дэвид, заткнись, ты совсем не забавен.
Дела зашли гораздо дальше, чем он хотел. Они никогда не спрашивали друг друга об этом. Она была девушкой с медленной чувственной улыбкой и здоровым аппетитом, и они нравились друг другу. Сейчас она стала другой, потому что если что-либо случилось бы с Лаймом, вместе с ним исчез бы и маленький кусочек Бев. Чашка и блюдце дребезжало в ее руке; она поставила их на стол.
— Итак, что мы должны сказать друг другу?
— Ничего. Я вернусь — ты можешь обдумать, что ты хочешь сказать, и сказать мне это тогда.
— Ты больше не собирался работать в полевых условиях.
— Так вышло.
— Я полагаю, они тебя завлекли. Должно быть, это очень льстит, когда говорят, что ты — лучший из всех, кто у них есть, единственный человек, способный сделать это дело. — Ее губы дрогнули, и она закусила их.
— Я еще не мертв, — сказал он очень нежно. Между ними на столе лежали розы; он отодвинул их и накрыл ее руку своей ладонью, но она с досадой отдернула ее, и Лайм рассмеялся.
— Это вовсе не забавно.
— Ты это уже говорила.
— Теперь я уверена, что ты слушаешь меня, — сказала она. — Черт с ними, у них миллионы людей. Это не должен быть ты. Если ты не найдешь похитителей, на тебе до конца жизни будет лежать вина. А если ты их найдешь, они, вероятно, убьют тебя.
— Мне нравится твоя беспредельная уверенность во мне.
— О, я знаю, что ты выдающийся сыщик, ты лучший в мире, — я слышала весь этот бред от твоих подлиз-поклонников. На меня он не производит впечатление. Черт возьми, Дэвид, они ставят тебя в безвыходное положение.
— Да, я знаю.
— Тогда какого дьявола ты пошел на это? — Она щелкала ногтем большого пальца по коренным зубам. — Когда ты принимал решение, — продолжала она, — ты совершенно не думал обо мне.
— Это верно.
— Во всем этом слишком много дерьма.
— Я знаю.