Кто следующий? Девятая директива

В целом представление выглядело печально. Михаил был заперт в этой мрачной комнате, потому что финны ненавидели советских и Михаил — известный агент КГБ — был персоной non grata; вне всякого сомнения, официально он вообще не находился в Финляндии. Поэтому он был вынужден играть в эти закулисные игры: секретные встречи, неряшливые убежища, второсортные подручные, выполняющие для него черновую работу. И все же, несмотря на все эти препятствия, он обскакал всех остальных. Он отделил Мезетти от преследователей, не возбудив у него подозрений, и теперь являлся единственным на земле человеком, который мог вернуть Лайма на след Мезетти.

И естественно, это имело свою цену.

— Безусловно, вы знаете, кто они, друзья Мезетти.

— Если бы мы их знали, неужели бы мы так беспокоились по поводу Мезетти?

— Вы не знаете, где они, — вкрадчиво сказал Михаил.

Он улыбнулся, показывая, что он знает, у него были не просто предположения. Это было вполне объяснимо. Русским не составляло большого труда сопоставить факты и выяснить, что американцам известна личность преследуемого. Лайма слегка удивило то, что они до сих пор не перехватили имя. Но потом он сообразил, что имя Стурки вообще не упоминалось за исключением скремблированных передач, а они абсолютно не поддавались расшифровке. Русские должны были знать, что Стурка разыскивается в связи с взрывами в Капитолии, но у них не было оснований связать его имя со случаем Фэрли.

— Нам хотелось бы получить одно-два имени, — сказал Михаил, возвращаясь к креслу.

— Зачем?

— В интересах мирного сосуществования. Открытое взаимодействие между союзниками, если так можно выразиться. — Улыбка открыто демонстрировала фальшь этого объяснения.

— Послушайте, Михаил, вы подбросили нам небольшое препятствие на дороге, но я не думаю, что это дает вам право голоса в корпорации. А что если я оглашу тот факт, что русские чинят помехи?

— Конечно, мы будем все отрицать. И как вы собираетесь доказать это?

— Давайте посмотрим на дело с такой стороны. Я догадываюсь, чем обеспокоены ваши люди. Некоторые ваши приспешники сорвались с якоря, и Москва хочет убедиться, что никто из ее компании не сплоховал. Ваша репутация серьезно пострадает, если окажется, что в этой истории замешаны Румыния или Чехословакия. Хорошо, я дам вам нужную информацию. У нас нет оснований считать, что за спиной похитителей стоит какое-либо правительство. Ни правительство, ни насколько нам известно, национально-освободительное движение. Для вас этого достаточно?

— Боюсь, что нет.

— По-моему, я веду игру достаточно открыто.

— Я знаю, что так оно и есть. — Рот Михаила превратился в черту: казалось, у него совсем не было губ. Его гнев был направлен не столько на Лайма, сколько на своих собственных высших чиновников. — У каждого свои приказы.

Можно было представить, как они сидят там, в Кремле, в наглухо застегнутой форме с удушающим воротником, и отказываются принять компромисс в качестве ответа. Они держат в руках козырь и понимают это. И если Михаил не возьмет взятку, они бросят его на Лубянку. У Лайма действительно не было выбора.

— Юлиус Стурка. Он собрал небольшую группу дилетантов. Возможно, в этом замешан Рауль Рива. Возможно, нет.

— Стурка, — тонкие ноздри русского расширились. — Значит, он. Нам давно следовало разобраться с ним. Он анархист. Но называет себя коммунистом. Он принес нам больше вреда, чем вам за многие годы.

— Я знаю. Абсолютно точно, что он не улучшил вашу репутацию.

— У вас нет предположений, где его искать?

— Нет.

— Жаль. — Михаил осушил свой стакан. — Мезетти снял номер в железнодорожной гостинице в Хейноле. За ним следят три машины. Два или три человека в настоящий момент находятся в фойе. Они ожидают вас и не будут вмешиваться.

— Распорядитесь, чтобы они удалились, когда я приеду.

— Безусловно.

— Я не думаю, что в вашей картотеке есть приличное фото Стурки.

— Сомневаюсь.

У Лайма имелось одно — моментальный снимок, который Барбара Норрис сделала с помощью своей «Минольты». Но это был шестнадцатимиллиметровый негатив, зернистый и нерезкий.

При расставании они не пожали друг другу руки — они никогда этого не делали.

Снег серыми хлопьями вырастал на лобовом стекле, и дворники смахивали его вниз. Он падал наклонно и с силой ударял в окна. Пытаясь разглядеть дорогу, Шед Хилл нагибался над рулевым колесом; конвой, состоящий из четырех машин и полицейского фургона, полз черепашьим шагом.

Перед тем как они сели в машины и отправились в Хейнолу, оператор телетайпа в присутствии Лайма отправил сообщение:

От: Лайма

Кому: Саттертвайту

Игнорируйте предыдущее сообщение. Загнал ММ в тупик.

Ввиду фактора времени задерживаю ММ для допроса

Часть этого сообщения должны были передать в открытом виде, поэтому он не упомянул о русских.

Было только шесть часов, но все вокруг, казалось, медленно дрейфовало в бесформенной субарктической ночи. Темнота была вязкой, как сироп.