Кто следующий? Девятая директива

Людям нужны их мифы, их герои. Поскольку реальным делам не осталось места, возникла необходимость изобретать подделки. Новому Линдбергу просто не откуда взяться — развитие техники опережает возможности человека. Те же, кто упорно продолжает бросать вызов трудностям — кто в одиночку переплывает Атлантический океан или штурмует горы, — развенчаны до уровня безобидных дураков, потому что все, что они делают, абсолютно бессмысленно, развитие техники обесценило их достижения: вы можете за три часа перелететь через Атлантический океан и достичь любой вершины в полной безопасности на борту вертолета.

Президент теперь говорил твердо, делая жесткие акценты. Преступники схвачены, они предстанут перед судом. Суд станет суровым примером для всего мира, для всех, кто стремится силой воздействовать на демократически избранные правительства. Справедливость и закон будут соблюдены. Наше самообладание не следует принимать за уклончивость, наше спокойствие по ошибке считать покорностью, а хладнокровие — пассивностью. Терпение Америки подвергнуто жестокому испытанию, и оно исчерпано.

— Пусть это послужит предостережением всем нашим врагам, как внутри, так и за пределами страны.

Президент закончил обращение и покинул комнату, не дав задать ему ни одного вопроса. Лайм ускользнул от журналистов и отправился назад в здание управления делами. Улицы были пустынны; все еще шел мелкий дождь, было очень холодно; пятна света от уличных фонарей казались маленькими островками в гнетущей темноте. «Картина из фильма Сиднея Гринстрита», — подумал он и вошел в здание.

ЧЕТВЕРГ, 4 ЯНВАРЯ

5:15, восточное стандартное время.

Марио усмехнулся.

— Ребята, нами заполнена вся «Нью-Йорк таймс», от заголовков до частных объявлений.

Когда Марио переворачивал страницы, газета издавала треск, напоминающий выстрелы мелкокалиберного орудия.

— Мы действительно дали им жару. Послушайте, что пишут: «По данным на полночь, общие потери составили 143 убитых, среди которых 15 сенаторов Соединенных Штатов, 51 конгрессмен, и по меньшей мере 70 журналистов. Почти 500 жертв были доставлены в госпитали и травматологические клиники, но около 300 из них получили незначительные повреждения и были выписаны. По последним данным госпитализировано 217 мужчин и женщин и четверо детей. Двадцать шесть, человек остаются в критическом состоянии». — Марио перевел дух с видом глубокого удовлетворения. — А теперь посмотрим, о чем толкуют полицейские!

— Придержи язык. — Стурка расположился в углу комнаты мотеля, держа радио, включенное на минимальную громкость. Он сидел на расстоянии вытянутой руки от телефона и ждал звонка. Алвин рассеянно слушал и смотрел вокруг. Он чувствовал себя выжатым, боль пульсировала в висках, в животе урчало.

Стурка, в одной рубашке с короткими рукавами и кобурой на ремне, туго стягивающем грудь, был похож, на телевизионного гангстера. Сезар Ренальдо во всей одежде спал на диване, а Пегги лежала поперек кровати, куря «Мальборо» и отхлебывая кофе из пластмассового стаканчика, взятого из ванной комнаты мотеля.

Слышалось пыхтение тяжелых грузовых машин: случайные полуторки со скрежетом останавливались и отъезжали от придорожного кафе около мотеля. Пегги взглянула на Стурку.

— Ты не устал?

— Когда я устаю, я вспоминаю слова Мао о том, что революция — это не чайная церемония.

Сидящий на стуле Алвин откинулся назад и, расслабившись, устало смотрел полузакрытыми глазами. Сезар откровенно уставился на Пегги. Его взгляд слишком долго задержался на ней, что заставило Пегги повернуть голову и взглянуть на него. Она поднялась и вышла в туалет. Дверь за ней резко захлопнулась. Сезар лениво улыбнулся. Две недели назад он немного погулял с Пегги, но они быстро прекратили это по команде Стурки.

Образование пар вступало в противоречие со стремлением к всеобщей коллективизации. Это пахло контрреволюцией. В таких отношениях не было равенства и прямо вело к тому, против чего они все боролись: буржуазной ориентации на индивидуальность. Ненавистная философия отделения одной личности от другой, заставляющая человека утверждать себя за счет своего ближнего.

С этим ты должен бороться. Ты был угнетенным черным рабом. Тебе знакомо разъедающее душу бессилие пассивного сопротивления, сидячие забастовки, демонстрации: обреченный на поражение кастеризм — буржуазные игры детей в революцию, поощряемые правительством. Умышленно садиться в тюрьму — незрелый, разрушительный поступок. Это никак не может положить конец капитализму — обществу привилегий белых.