Кто служил в армии, в цирке не смеётся

— Нет. Вставать не буду. Пусть лопнет мой мочевой пузырь… Пусть я позорно уссусь, но глаза не открою. Я сплю…, сплю очень крепко и глубоко…, — я смежил обратно ресницы и постарался изобразить глубоко спящего человека, причём спящего с чистой совестью. Спящего всю ночь, никуда не выходившего и никого не лупившего. Но проклятый мочевой пузырь не давал мне создать даже мираж этой идеалистической картинки.

— Блядь…, — тоскливо закрутились мысли в голове, — ещё пять минут и я дам такую струю… Надо вставать и брать инициативу на себя. Может бить не так сильно будут, а может и выкручусь…

С такой надеждой и больше не думая о вполне возможных печальных последствиях, я открыл глаза и резко сел на матраце. Кренделев и оба сидящих рядом бойца испуганно отшатнулись от меня, что вселило дикую уверенность — Я их сейчас переиграю.

— Чтооооо? — Заорал я наверно на весь завод и вскочил на ноги.

— Чтооооо? — Проорал второй раз и тут же зловещим, многообещающим шёпотом закончил, — сейчас я поссать схожу — тогда с вами всеми и разберусь… Всех поубиваю и всех оттрахаю. Я, блядь, с вами сейчас со всеми разберусь… И покажу, как Советскую власть любить…

Мигом вскочил на ноги и бурей вылетел из «Красного уголка». Давно так не бегал, но быстро, с шипеньем и стонами домчался до цехового туалета и еле успел достать член. Наверно я побил все рекорды и ссал минут пять, в наслаждение стеная и ощущая приятное облегчение. Даже успел вспомнить на эту тему старый бородатый анекдот.

Русский, американец и француз попали в плен к племени людоедов. Приводят к вождю и тот ласково говорит:

— Кто доставит мне наслаждение того помилую. Нет — сожрём. Первым шёл американец. Достали из запасов виски, всю ночь пили, зверски трахали женщин племени, а на утром вождь проснулся — Голова болит, во рту как будто насрали бегемоты, член опух… Короче сожрали американца. Второй был француз. Опять пили всю ночь коньяк, весело с французской лёгкостью трахали женщин соседнего племени, но результат был тот же — Голова и член бо-бо…

Наступила ночь русского. Свита вождя на ночь приготовила ящик водки, пригнали пленных баб, чтобы ночью оторваться на них. Но русский посмотрел на всё это блядство и сказал:

— Нет, мы это делать не будем. Мы будем пить пиво и легко общаться. Прикатили бочку «Жигулёвского» сели и начали пить и общаться. Через полчаса вождь говорит:

— Погоди рассказывать, сейчас в кусты схожу, отолью и продолжишь.

Русский отвечает:

— Нет, Терпи…

Через час вождь опять:

— Да я ссать хочу. Дай отлить…

— Терпи, вождь… Терпи…

Ещё через час:

— Всё, не могу.

— А ты член завяжи, — Завязали.

Под утро вождь взмолился:

— Всё…, отпусти…

Русский:

— Ну…, теперь пошли.

Встали у кустов, член развязали и пустили струю, а вождь в восторге заорал на все джунгли:

— Какой кайф-ф-ф-фф…

Кайф закончился и вопреки здравому рассудку, который вкрадчиво шептал: — Беги, Боря, беги отсюда. Используй свой шанс на всю катушку… Беги в дивизию, в Свердловск, к Беденко, который всё тут разрулит…, — но я, вместо бега через проходную, ринулся обратно в «Красный уголок», решив всё-таки попытаться оседлать ситуацию в свою пользу. Ворвавшись в помещение, и готовый драться за свой командирский авторитет, за честь нормального прапорщика. Драться насмерть. Ворвался и замер — никто не хотел драться со мной. Бойцы смирненько сидели каждый на своём матраце, покорно склонив голову. Лишь Кренделев поднялся на ноги и, сильно шепелявя разбитыми губами, тихим голосом попросил.

— Товарищ прапорщик, больше этого не повторится. Будем выполнять все ваши приказы, — Кренделев замолчал и невольно дотронулся до разбитой губы.

— Ааааа, — торжествующе возопил я, — Ааааа, осознали. Да я вас…

И замолк, не зная «Что я их…», а Кренделев, воспользовавшись паузой, закончил:

— Всё будем делать и выполнять, только не говорите капитану Беденко.

Я мигом и огорчённо сдулся. Только что торжествовал победу над дембелями, а они оказываются ничего не поняли и боялись не меня, а комбата. Боялись его разборок и тяжёлых кулаков, а также за свой дембель.

С досадой и злостью плюнул на пол, буркнув:

— Я ещё подумаю — Докладывать или не докладывать. А сейчас марш на завтрак и на смену.

Бойцы вскочили на ноги и, суетясь, теснясь в дверях, гурьбой ринулись из помещения, а я остался один. Через час пришёл к начальнику цеха и договорился разбить моих людей на все три рабочие смены по четыре человека. Пусть, сволочи, немного врозь поработают.

Следующие два дня до приезда комбата прошли нормально. Бойцы никуда с завода не ходили и не просились. Работали, воровали и таскали листы, отчего матрацы уже поднялись от пола на высоту в тридцать сантиметров и теперь стало удобно на них сидеть. С просьбой ничего не говорить командиру батареи больше не обращались, лишь кидали вопросительные взгляды в мою сторону. А когда на заводской двор заехал военный «Урал», понурые, как военнопленные построились перед «Красным уголком».

Оживлённый комбат остановился перед строем и с удовольствием осмотрел подчинённых.