Кто стоял за спиной Сталина?

«Сводки к дневникам наблюдения (без дневников), — говорится в инструкции далее, — к 5-му числу каждого месяца начальники охранных отделений представляют в районные охранные отделения, в Департамент же полиции представляются ими ежемесячно к 5-му числу следующего за отчетным месяца списки лиц, проходивших по наблюдению в этом месяце, по каждой организации отдельно, с полной установкой наблюдаемых (фамилия, имя, отчество, звание, лета, вероисповедание, занятие, кличка по наблюдению и в организации) и кратким указанием причин, вызвавших наблюдение. Наиболее серьезным (центральным) лицам следует давать вкратце характеристику в особом примечании к этому списку»^{46}.

Если первоначально главным источником информации было наружное наблюдение, то в начале XX в. на первый план выдвигается внутренняя агентура.

Объясняя причины этого, один из современных исследователей А. Левандовский пишет: «В сущности, в основе провокации, принятой в качестве главного средства борьбы с революционным движением, лежала исполненная глубокого пессимизма мысль о невозможности искоренить это движение целиком и полностью. Сколько ни хватай, всех не перехватаешь. В конце XIX — начале XX в. любой дельный охранник неизбежно должен был прийти к подобному печальному выводу. На место десятков арестованных, сосланных, заключенных в тюрьмы деятелей подполья проклятая неблагополучная русская действительность выдвигала сотни новых; разгромленные кружки и организации возрождались и продолжали свою работу с еще большим размахом. Хорошо усвоив эту закономерность, руководители… охранки ставили перед собой задачу не уничтожить подполье, а взять его под свой контроль, добиться возможности манипулировать им по своему усмотрению»^{47}.

До сих пор вопрос о том, как складывалась и развивалась агентурная деятельность, какими и с какого времени нормативными документами она регламентировалась, в научной литературе остается открытым. Первый по времени подобный документ, который удалось обнаружить в фонде Департамента полиции, это «Краткое руководство для заведования внутренней агентурой» (1906 г.)^{48}. Позднее была разработана и в 1907 г. утверждена «Инструкция о работе с внутренней агентурой»^{49}. Однако она не давала ответа на многие вопросы, которые возникали в розыскной деятельности. Поэтому в 1908 г. Московское охранное отделение предприняло попытку создания собственной инструкции о работе с секретными сотрудниками^{50}. Работа по совершенствованию инструкции 1907 г. велась и в Департаменте полиции, но вплоть до 1917 г. завершена не была. В то же время на протяжении 1907–1917 гг. появилась целая серия циркуляров, которые дополняли действовавшую инструкцию и уточняли некоторые ее положения^{51}.

Впервые отдельные ее фрагменты появились в печати в 1917 г., после февральского переворота^{52}, а полный ее текст был опубликован в 1941 г. в предназначенном для служебного пользования и поэтому долгое время являвшемся почти недоступном для исследователей издании «Заграничная агентура Департамента полиции. Записка С. Сватикова и документы Заграничной агентуры» (М., 1941. С. 121–131)^{53}. И только в самое последнее время, после того как были открыты многие архивные спецхраны, З. И. Перегудовой удалось опубликовать проект департаментской инструкции 1907 г.^{54}, а также инструкцию Московского охранного отделения 1908 г.^{55}.

Из этих нормативных документов явствует, что тайная агентура подразделялась на секретных сотрудников («агентов внутреннего наблюдения»), осведомителей («вспомогательных агентов») и так называемых штучников^{56}. Секретные сотрудники, как правило, являлись участниками противоправительственных организаций и за свою деятельность получали ежемесячное жалованье. В качестве осведомителей выступали дворники, швейцары, официанты, трактирщики и т. д., которые давали информацию на «общественных началах». Штучниками называли лиц, которые были близки к революционному подполью, но, в отличие от секретных сотрудников и осведомителей, давали информацию нерегулярно, т. е. от случая к случаю, и по этой причине получали не жалованье, а одноразовое вознаграждение, размер которого зависел от важности сообщенной информации.

Давалась ли секретным сотрудником при поступлении на службу расписка, установить пока не удалось. В 1932 г. в книге Л. П. Меньшикова «Охрана и революция» была опубликована исповедь провокатора, фамилию которого автор не пожелал раскрывать. В ней говорилось: «Одним из главных условий приема в секретные сотрудники охраны является письменный акт отречения — так сказать, запродажная расписка в виде ли откровенных показаний или прошения о помиловании, или ходатайства о приеме на службу и т. д.»^{57}. Это значит, что органы политического сыска стремились иметь документ, который отрезал бы секретному сотруднику дорогу назад.