Щипцы, смущенные наивной готовностью Любови пособить ускорению родов, отвели взгляд и деликатно легли на нежную головку в области теменного бугра. Но когда рукоятки замкнулись, щипцы охватил трудовой порыв. Лет пятьдесят назад щипцы придумали трудиться истово, до кровавых мозолей, дабы у вооруженного наганом и полномочиями рабочего Кандыбина, члена подкомиссии по упорядочению родов, сложилось положительное представление о верности щипцов идеалам большевиков. С годами задумка выказать преданность партии, дабы не быть переплавленными на орала, стала сознательной идеологией щипцов. Они и думать забыли о том, что когда-то их трудовой порыв родился из обывательского желания остаться в живых. Нет, по прошествии стольких лет щипцы искренне, одухотворенно полюбили труд до ломоты в суставах, до хруста в костях. Щипцы, войдя в таз, входили в раж. Они не работали, они пахали! Да и прикипели к влагалищам за все-то годы. «Нет к счастью пути более верного, чем путь труда», — любили повторять они особо упирающимся младенцам и их ленящимся тужиться несознательным мамашам. Вот и сейчас щипцы изо всех сил сжали рукоятки, готовые вырвать Любовь из тела Надежды Клавдиевны живой или мертвой!
Элла Самуиловна коснулась концом правого вытянутого указательного пальца головки Любови, левой рукой потянув за щипцы. Любовь вскрикнула, нижняя губка ее задрожала от боли. Элла Самуиловна настойчиво тянула, щипцы крепко держались за голову. Головка продвинулась вперед, оставшись сомкнутой с пальцем.
— Нормально, — констатировала Элла Самуиловна. — Отдохните, — разрешила она Надежде Клавдиевне.
Щипцы самую малость ослабили хватку. — Все? — дрожащими голосами с надеждой спросили Любовь и Надежда Клавдиевна.
— Почти, — соврали щипцы и Элла Самуиловна. — А зачем щипцами-то? — робко поинтересовались Любовь и Надежда Клавдиевна.
— Сами виноваты, женщина, плохо тужитесь. Ленитесь! Тем самым вызываете угрозу асфиксии плода, — строго ответила Элла Самуиловна.
«Завтра ведь Первомай. А у нас еще собрание не проведено, — пояснили щипцы Любови. — Помещения к празднику не украшены. Транспаранты не распределены, кому какого члена ЦК портрет нести. Дел по горло, а тут ты. Совсем не ко времени! Вот и решили ускорить. К тому же всем от этого только выгода: ты скорее войдешь в большую и кипучую жизнь, а мать твоя на демонстрацию еще успеет сходить. Хочется, небось, влиться в колонны демонстрантов, с веселой майской песней пройти праздничным трудовым маршем. А потом, прямо из колонны, отправиться в цех, чтобы, сменив своих товарищей, встать к станкам, портвейна выпить, другого какого вина, с бригадиром вместе…» — щипцы, задумавшись, бормотали все тише и тише и, наконец, замолкли.
Наступила тишина.
«Что я говорил-то?» — встрепенулись щипцы через минуту.
«Вина чего-то», — припомнила Любовь.
«Ах, да! Вот я и говорю: мать твоя, Надежда Клавдиевна, сама маленько виновата. И ты тоже. С ленцой рожаете, спустя рукава!»
В коридоре отделения послышались тревожные шаги Электрона Кимовича.
— Элла Самуиловна, голубушка, — Электрон Кимович умоляюще сложил руки на груди, — давайте поторопимся! Собрание же еще. Столько вопросов! У меня доклад, Валентина сообщение подготовила, Ашот Варданович просил дать слово.
— Электрон Кимович, дорогой, начинайте, докладывайте, я думаю женщина… — Элла Самуиловна, прищурившись и слегка откинув голову, зорким взглядом дотянулась до лежащей на столике у закрашенного белой краской окна медицинской карты, — Надежда Клавдиевна Зефирова не будет против. Ей даже полезно поучаствовать в собрании. Пролетарское единство — могучая сила и источник побед.
— Вот и славно! Начинаем, значит? — Электрон Кимович снял трубку телефона и громко призвал зама. — Ашот Варданович? Ну что же вы? Собрание уже вовсю идет. Как, где? В родилке. Быстро-быстро, дорогой мой, присоединяйтесь. Потом подкладные поищем. Завтра! После демонстрации всем коллективом дружненько за это дело возьмемся. Простыни, клеенки, все вернем народу. Нравственная чистота, коллективизм — вот из чего складывается коммунистическое отношение к труду. Нет, это я не про простыни. Это я доклад репетирую. В общем, начинаем без вас, а вы подтягивайтесь.
Электрон Кимович вытащил из ящика стола скоросшиватель с бумагами и скороговоркой открыл собрание:
— 31 апреля, предпраздничное партийно-комсомольское, — он взглянул на Надежду Клавдиевну, — в присутствии одного несоюзного члена, собрание предлагаю начать. Кто за, кто против, кто воздержался? Собрание считать открытым. Кто у нас первым вопросом?
— Я, — вздохнула Валентина, вытащив из кармана клеенчатого фартука по очереди резиновую перчатку, шоколадную конфету и ученическую тетрадь за две копейки. — Доклад. «Преемственность славных боевых традиций поколений». Новаторские начинания коллектива…
— Элла Самуиловна, вы — следующая. У вас — что? — громким шепотом обратился к коллеге Электрон Кимович.
— «О борьбе с буржуазной и ревизионистской идеологией», — перехватив щипцы покрепче, откликнулась Элла Самуиловна.