– Но ваша жена, – сказала Анюта, – действительно была боевой подругой. То есть не из тех, кто пойдет на невыгодную сделку. Нет, она не собиралась отпускать вас, наконец-то разбогатевшего до желанных размеров, еще молодого, уже знаменитого – все эти годы она шла рядом, помогала, рисковала, пила валокордин… Нет, отпускать вас в молодость, а самой оставаться в старости она не собиралась. И у нее было несокрушимое оружие: все ваше главное и секретное имущество принадлежало только ей. Вы мучились так целый год – она тоже мучилась. Она ездила в церковь и там познакомилась с удивительным человеком, который писал иконы. Возможно, Ольга хотела в него влюбиться. Наверное, она за что-то пыталась зацепиться в этой своей новой свободе, как-то обустроиться на этом пространстве, ставшем таким пустым и безжизненным… Но избранный ею человек для роли любовника не подходил. Вы знаете, почему… Кроме того, я думаю, что она сильно любила вас. Несмотря ни на что. Именно вы были ей нужны. Именно такой, как вы есть: хитрый, умный, стальной предатель. Вы предоставляли друг другу свободу, бравировали этим, но на самом деле одному из вас свобода была не нужна.
Официант залез на подоконник и открыл верхнюю фрамугу. В кафе ворвался угрюмый гул самолетных двигателей.
Они сидели вчетвером: Левицкий с Анютой на одной стороне стола, депутат и его помощник – напротив. Официант глянул на их искоса, и ему показалось, что все эти люди связаны под столом. Смешно, но он даже посмотрел вниз: нет ли веревок, тянущихся от ног к ногам…
Мария-дурочка появилась в церкви после утренней службы. Увидев ее, отец Афанасий (в миру Сергей Витальевич; сам он тоже по привычке называл себя этим именем), вдруг понял, что не видел Марию уже больше двух месяцев.
– Ты где пропадала? – удивился он, кивнув издалека.
– В больнице лежала! – весело пояснила дурочка.
Марию так прозвали не совсем правильно. Она, конечно, звезд с неба не хватала, но умственно неполноценной не была. Скорее, была глупой. Сергей Витальевич считал, что это не генетическое наследство, а вина родителей, которые первые десять лет держали ее в собачьей будке. Все нормальные интеллектуальные инстинкты завяли в ребенке, не успев развиться.
Ужаснувшись судьбе девочки, опеку над ней взял предыдущий священник Крестовоздвиженской церкви. Она выросла поразительно доброй и очень преданной. При церкви больше не жила – одна клязьминская старушка отписала ей дом. Но в Крестовоздвиженской церкви без нее было как-то сиротливо.
Сергей Витальевич слышал, что Мария тяжело переживала смерть Игоря Ледовских. С ним она была особенно дружна – почти каждый день просиживала по многу часов в его мастерской, наблюдая, как он пишет картины. При первом же посещении он протянул ей кисти и картон, она смущенно отмахнулась. Игорь не настаивал.
С тех пор каждый ее приход в мастерскую начинался одним и тем же ритуалом – этими протянутыми кисточками. Через полгода дурочка сдалась.
У нее появился в мастерской свой уголок. Игорь купил ей фартук, чтобы не сильно пачкалась. Сергей Витальевич видел, что способности к рисованию в Марии не проявляются и надежды добиться хотя бы уровня пятиклассницы нет никакой, но часы, проведенные с кистью в руках – Мария, в основном, рисовала цветы, – были, вне всякого сомнения, самыми счастливыми часами ее жизни. Он даже боялся думать о том, как она переживет потерю – отключил эту часть сознания, как бы не заметил, что Мария где-то пропадала – и теперь корил себя за это.
Дурочка же выглядела вполне радостной. Она заговорщицки поманила его пальцем, а когда он подошел, протянула ему увесистый пакет.
Узнав почерк на лицевой стороне пакета, священник почувствовал, что у него дрожат и руки и ноги.
– Откуда, Мария? – шепотом спросил он.
– Игорь просил передать. Тогда еще… Давно… Я болела…
Он не помнил, как прошел по двору, как поднялся на крыльцо, как закрыл на ключ дверь в кабинет, он очнулся только в тот момент, когда уже сидел за столом, а пакет был надорван, упаковка отброшена в сторону, а внутренности – две неравные папки – лежали перед ним.
На одной папке стояло его имя. Внутри лежала большая пачка долларов и письмо. Все еще дрожащими руками он развернул его.
«Здравствуйте, Сергей Витальевич! – за этими словами он услышал голос: знакомый и навсегда ушедший… – В последнее время меня мучают нехорошие предчувствия. Кроме того, я не уверен, что свалившиеся на меня задачи я сам способен разрешить. Вы всегда говорили, что я беру на себя слишком много – и вот как раз сейчас я стал понимать, что Вы имели в виду.
Вы в последнее время были очень заняты, да и я был занят. Все у нас не хватало времени поговорить – так всегда в жизни и бывает. Вот я и выбрал посредника – нашу Марию. Теперь я уверен, что с пакетом все будет в порядке, что бы ни случилось со мной. Если же ничего не случится, то все равно: сделайте так, как я прошу. А потом уж и поговорим.
В Вашем конверте семьдесят тысяч долларов. Мне и раньше жертвовали, но это были все-таки меньшие суммы. С ними мне было проще. Распределить же эти деньги я прошу Вас.