Кто свергал Николая II и рушил империю?

Это были еще далеко не самые важные фигуры. От киевских сахарозаводчиков тянулись нити к Бродскому, Терещенко. Полковник Резанов дал впоследствии показания следователю Соколову: «Между прочим, нами было установлено, что из числа больших страховых обществ общество “Россия”, захватившее в свои руки преимущественно страхование флота, сообщало неприятелю военные секреты… Мною было доложено генерал-квартирмейстеру штаба генералу Бредову, что в числе виновных в этом деле могут оказаться многие весьма лица, занимающие высокое положение, и, в частности, Александр Иванович Гучков. Добытые материалы были направлены в надлежащем порядке, и предварительное следствие по делу производилось судебным следователем по особо важным делам Гудваловичем. Положительно знаю от самого Гудваловича, что виновность Гучкова была установлена и признана им. Гучков подлежал привлечению к следствию в качестве обвиняемого в государственной измене».

Здесь надо подчеркнуть, что контрразведчики оказались отчасти ослепленными. Они же получили первые данные от союзников, действовали в дружеских контактах с британскими и французскими спецслужбами. Вскрывая факты измены, автоматически подразумевали — предатели работают в пользу Германии. Им даже в голову не могло прийти, что они связаны как раз с союзниками! Но против комиссии Батюшина подняла шквал возмущения вся общественность — Дума, Земгор, ВПК, пресса. Обыски и аресты объявляли вопиющими беззакониями. Иностранцы квалифицировали их как «еврейский погром». А потом комиссию подставили. Как нельзя кстати оказался Манасевич-Мануйлов. Он за мзду предупреждал подозреваемых, вымогал взятки. Когда его направили в Соединенный банк, там ему предложили отступного 26 тыс. руб. Дали их мечеными купюрами, заранее был приглашен прокурор, и Манасевича-Мануйлова задержали. А газеты растрезвонили, что комиссия Батюшина занимается просто вымогательством.

Генерал Алексеев защищал ее от ударов. Но сорганизовалось мощное противодействие — подключили высокопоставленных сотрудников прокуратуры, министерства юстиции. Они придирались к нарушениям процессуальных формальностей, работа комиссии затормозилась. Вмешался министр внутренних дел Протопопов. Он сам позже показал: «Я много раз говорил царю, что считаю деятельность ген. Батюшина вредною. Он часто производил недостаточно обоснованные обыски и аресты среди лиц торгово-промышленного мира и делал выемки и обыски в банках. Его деятельность уменьшала русское производство, пугала капитал и откидывала в оппозицию торгово-промышленный мир и банки». Дело сахарозаводчиков передали на доследование киевскому судебному следователю, и тот выпустил спекулянтов на свободу. 6 декабря из-под стражи под поручительство освободили и Рубинштейна. Конечно же, молва обвинила в этом Распутина и императрицу. Хотя кто ходатайствовал за Рубинштейна, известно — Протопопов.

На государыню и Григория Ефимовича общественность возложила вину и за спасение от суда Манасевича-Мануйлова. Но здесь сказал свое слово не Распутин, а… сам генерал Батюшин. Известно письмо государыни к Николаю II о деле Манасевича-Мануйлова: «Батюшин, в руках которого находилось все это дело, теперь сам явился к Вырубовой и просил о прекращении этого дела, так как он, наконец, убедился, что это грязная история, поднятая с целью повредить нашему Другу». Да, Батюшин понял, какова была истинная цель операции. Осознал и то, что процесс над Манасевичем-Мануйловым должен был стать очередной шумной провокацией вокруг Распутина и семьи императора. Генерал поступил как верный слуга царя.

Но и попытка создать дело о «шпионаже» Григория Ефимовича рассыпалась. Тем не менее кампания черного пиара вокруг него продолжала набирать обороты. За рубежом распространялись статьи, карикатуры о Распутине. Профессор Перс, работавший на британскую разведку, вернувшись из нашей страны в Лондон, выпустил книгу, что на самом деле Распутин через императрицу и царя управляет всей Россией [98]. Значительный вклад в эту информационную войну внес Илиодор Труфанов, написавший книгу «Святой черт» — трудился над ней вместе с масоном Амфитеатровым, другом Горького.