Кто такая Айн Рэнд?

Участие в кампании Уилки помогло Рэнд придать роману «Источник» более острый политический характер и сгладить шероховатости, касающиеся природы американской демократии и капитализма. Поначалу Рэнд колебалась, не желая вкладывать в книгу политический подтекст. Она хотела, чтобы ее новое произведение было абстрактно-философским и не было привязано к какой-либо конкретной исторической эпохе, как это было с книгой «Мы – живые». Кроме того, она еще не определилась в своих политических взглядах за пределами отрицания идей коммунизма. К демократии и капитализму Рэнд относилась с подозрением, не будучи уверенной в том, что этим системам можно доверять, и что они могут как следует защитить права личности.

Несколько месяцев плотного общения с американскими политиками помогли ей избавиться от этого скептицизма. Участие в предвыборной кампании Уэнделла Уилки стало для Айн неожиданным окном в душу приютившей ее страны, подарившим ей новое понимание американской истории и культуры. После этого Рэнд стала рассуждать об Америке с точки зрения, которая показалась бы ей самой совершенно чуждой еще несколькими месяцами ранее. Она стала превозносить прелести американского капитализма и индивидуализма, действуя так, как если бы являлась коренной американкой. Ее политические взгляды полностью сформировались, и в начале сороковых годов XX века она чувствовала себя в этой сфере деятельности как рыба в воде.

Центральная идея нового романа Рэнд пришла к ней вскоре после их с Фрэнком свадьбы. Работая на RKO, Айн познакомилась с живущей по соседству женщиной, которая также была эмигрировавшей из России еврейкой. Дочь соседки, Марселла Бэннерт, работала секретаршей у влиятельного голливудского продюсера Дэвида Селзника[4]. Именно эта девушка свела ее с агентом, который помог продать сценарий «Красной пешки», что принесло Рэнд ее первый серьезный успех. Как и сама Айн, Марселла была амбициозна и всю себя посвящала карьере. Однажды Рэнд спросила Бэннерт, в чем та видит цель своей жизни. Приятельница ответила: «Если ни у кого не будет автомобиля, то и мне не нужен. Если автомобили существуют, а у других людей их нет, то я хочу иметь автомобиль. Если кто-то владеет двумя авто, то и я хочу себе два».

Рэнд была в ужасе. Этот эпизод мелкого голливудского бахвальства отрыл ей глаза на устройство всей общественной вселенной. «Вот, – подумала она гневно, – я думала, что эта девушка эгоистична, а она, как оказалось, совершенно бескорыстна». За карьерными маневрами ее соседки скрывалось мелочное и пустое желание казаться значительнее в глазах окружающих! Это была мотивация, которую Рэнд не могла понять. Однако, наткнувшись на эту приземленную жизненную философию поблизости от себя, она поняла, что это может стать ключом к пониманию всего, что ее окружает.

Айн быстро расширила ответ секретарши до масштабов целой теории по человеческой психологии. Дочь ее соседки не имела собственных взглядов на жизнь, служила чужим идеям и ценностям, была, так сказать, «попугаем» – или, как назвала это Рэнд, «секонд-хендером». Ее противоположностью являлась сама Рэнд, которая в большей степени стремилась создать дать жизнь определенным идеям, книгам или фильмам, нежели просто достичь принятого в обществе уровня успеха. В течение нескольких дней Рэнд вывела из разницы между ней и Марселлой «базовое отличие между двумя типами людей в мире». Она представила себе смутные очертания двух конфликтующих персонажей: «секонд-хендера» и индивидуалиста. Из этой темы впоследствии вырос сюжет ее следующего романа.

Но в течение следующих двух лет эти идеи оставались нетронутыми, а Рэнд пришлось тратить силы на переезд в Нью-Йорк и адаптацию там. Когда же она снова вернулась к занятиям литературой, то действовала более методично. На этот раз деньги не были главной целью создания книги. Как бы сильна ни была ее ненависть к Вудсу – но участие именитого продюсера помогло ей получить то, к чему она так стремилась: возможность писать в полную силу, ни на что не отвлекаясь. Теперь у нее были деньги! Авторские отчисления за «Ночью 16-го января» доходили порой до 1200 долларов в неделю (в то время как далеко не каждый американец мог похвастать в ту пору, что он зарабатывает такую сумму за год). Права на постановку были проданы в театры Австрии, Великобритании, Венгрии, Германии, Польши, Швейцарии и ряда других европейских стран. «Ночью 16-го января» собирались повторно показывать в Лос-Анджелесе, также готовилась премьера в Чикаго. По иронии судьбы, Уоткинс заключила контракт даже с созданной Рузвельтом Администрацией развития общественных работ – и постановки спектакля начались во множестве небольших театров по всей стране. И со всей страны деньги рекой стекались в Нью-Йорк, в кошелек Айн Рэнд.