Но этого было недостаточно, чтобы переубедить собеседницу. «Быть может, я в чем-то и коллективистка», – сказала она Рэнд – но при этом не могла просто так поверить, что в основе всей человеческой деятельности лежит или должно лежать исключительно своекорыстие. Если бы это было так – спрашивала Лейн – то почему же она сама выступает против программы социального обеспечения? Лейн была противницей этой системы, потому что видела в ней вред для общества в целом. И это, с ее точки зрения, было благородным мотивом. Но выступать против программы социального обеспечения, руководствуясь таким мотивом, а не собственной корыстью, не являлось, по мнению Лейн, чем-то неприемлемым. Она также отвергала свойственное Рэнд атомистическое видение мира, вспоминая свое трудное детство, чтобы проиллюстрировать зависимость людей друг от друга. Она рассказывала об эпидемии тифа в ее маленьком городке в прериях: «Люди там помогали друг другу, иначе и быть не могло… Просто брали и помогали друг другу. Если кто-то заболевал, окружающие заботились о нем, до тех пор, покуда это имело смысл. Это было именно то, что люди называют совместным выживанием или добрососедством. Ненормальным я бы посчитала, если бы всего этого там не было!». Исходя из этих воспоминаний, она приходила к выводу, что взаимное обязательство людей помогать друг другу, все-таки, существует. Лейн рассматривала благотворительность, как нечто, естественным образом процветающее в человеческих сообществах. Что ее беспокоило – так это то, что такие государственные программы, как социальное обеспечение, пытались внедрить определенные моральные принципы в жизнь практически насильственным образом. Против лежащих в основе этих программ моральных принципов она ничего не имела. Но именно против таких моральных принципов всегда выступала Рэнд.
В одном из своих писем к Лейн Рэнд сумела объяснить, в чем заключалось их отличие друг от друга, и чем оно было обусловлено. Обе женщины соглашались с тем, что они исходят из разных предпосылок. Рэнд сказала ей: «Именно поэтому я собираюсь когда-нибудь написать книгу, в которой изложу свои взгляды, начиная с самых основ мироздания». Благодаря их переписке стало ясно, что Рэнд и Лейн имеют разное понимание человеческой природы – как на индивидуальном, так и на общественном уровне. Но эти различия не были очевидны, поскольку Рэнд еще не полностью сформулировала суть своей моральной и политической философии. Например, она сказала Лейн следующее: «Сейчас, конечно, я не верю в то, что какие бы то ни было человеческие действия могут быть обусловлены инстинктами (не хочу приводить здесь обоснования такого мнения – поскольку это означало бы написать целый трактат о человеческой природе)». Изабель Патерсон разделяла с ней такое мнение, но Роуз Уайлдер Лейн – нет. Не имевшие под собой солидной «доказательной базы» идеи Рэнд представлялись ей утверждениями сомнительного толка. Рэнд понимала это, осознавая, что ее письма к Лейн являются недостаточным инструментом для того, чтобы донести свою философию до собеседника в полном объеме. «Знаешь, о чем я пишу тебе в этих письмах? – спросила она однажды. – Это тема моего нового романа. Здесь только поверхностное, частичное ее изложения – поскольку этот предмет чрезвычайно сложен. Если сейчас я говорю об этом недостаточно ясно – ты увидишь, что у меня получится намного лучше, когда я полностью разверну эту тему в своем романе».
Как дает понять это письмо Рэнд, она решила отказаться от продолжения работы над «Моральным фундаментом индивидуализма» и обратиться вместо этого к другой книге – которая стала впоследствии трехтомником «Атлант расправил плечи». Поворотный момент наступил весной 1946, когда Рэнд поругалась с Уоллисом из-за его решения продать другой проект фильма об атомной бомбе, в работе над которым она была занята. Разочарованная тем, что вся ее деятельность в этом направлении оказалась в итоге бесполезной, Рэнд уговорила Уоллиса дать ей целый год отпуска, чтобы она смогла приступить к работе над романом. Подолгу прогуливаясь по ранчо, она планировала структуру книги и представляла себе, какими будут основные персонажи. К августу у нее имелся подробный конспект. В сентябре она начала писать.