Кто там ходит так тихо в траве

Зика влетела в комнату так быстро, что я даже не успел сойти с места и стоял посреди кухни с портфелем будто неживой. Зикин портфель еще летел на стул, а она уже мыла руки, хохотала и спрашивала про пельмени.

— Садись, — сказала мне мама, и только тогда я сел. Зика уже ела пельмени.

— Ну как? — спросила мама. — Как в школе, Зикочка?

— Просто прекрасно, — сказала Зика.

— Вы что, договорились, что ли? — спросила мама.

— Как договорились?

— Вот и Митя сказал: «Просто прекрасно».

— У нас так в классе все говорят, — сказала Зика.

Поразительная у меня сестренка, все замечает. Первый раз была в новой школе, и сразу же — «у нас». Наверное, это от общительности. Я так ничего не заметил и только сейчас вспомнил, что в моем классе тоже все так говорят. Наверное, я маме так ответил, потому что все так говорят, и я это запомнил, хотя и не обратил тогда на это внимания.

— Меня сегодня уже вызывали, — сказала Зика.

Обалдеть можно!

— Ка-ак? Уже в первый день? Ты же новенькая, — сказала мама.

— Ну конечно, меня никто специально не вызывал, это я сама руку подняла.

— И что же?

— Там одна девочка не могла на доске задачу решить, я вышла и решила.

— Скажи, — мама вдруг стала строгой. — А эта девочка не обиделась на тебя, нет? Вы не поссорились на переменке? Никто не сказал, что ты выскочка?

— Что ты! Ко мне все отнеслись просто прекрасно. И эта девочка тоже. Я же не задавала там какая-нибудь.

— Да, — сказала мама. — Ты у меня просто прелесть до чего общительная.

«А я — нет, — подумал я. — Или я все же общительный? Разве я в той своей старой школе был не общительный?»

Я так и не понял, какой я был. Я сидел, ел пельмени и не слушал маму и Зику — со мной это бывает. Витаю в облаках. Я думал о Бочкине, на которого упал мой портфель, о том, что человек, которого я боднул головой в живот, — директор школы, и об этой девчонке-бабочке. Вот денек выдался! А девчонка, девчонка-то, да какая она бабочка?! Подумать смешно! Вот балда! Красавица? Да?? Да я в тыщу раз лучше девчонок видел! Я знаю, почему я на нее на каждой переменке смотрел: чтобы не думать о том, что мне надо общаться с классом. Как бы я общался, если я необщительный?

— Знаете, — сказал я громко, и мама с Зикой тут же замолчали и стали глядеть на меня во все глаза. — Знаете, я сегодня боднул головой в живот директора школы.

Мама стала бледная как снег.

— Что-о? И это в первый день? Нет, я не то говорю. Но это же ужасно! Но я надеюсь, что ты это сделал не нарочно? О, что я говорю? Конечно же, не нарочно! Хочешь, я сама пойду в школу и скажу директору, что ты это сделал не нарочно?

— Это еще зачем? — спросил я.

— Но ты же не нарочно?

— Да, — сказал я. — Чисто случайно.

Зика смотрела на меня, склонив голову набок, и у нее в глазах так и скакали, так и прыгали какие-то малюсенькие светящиеся жучки.

Она сказала:

— Умоляю. Расскажи все подробно.

— Еще чего? — сказал я и вышел из кухни.

Тут же зазвенел звонок, я открыл дверь, и это был папа.

3

Как раз очень кстати получилось — следующий день был воскресенье, да еще дождь зарядил: так бы все мы гулять отправились, папа, мама, Зика и я, а так они никуда не пошли, из-за дождя, и я пошел один. Именно так мне и хотелось — в школу не идти и побыть одному, в одиночестве. Здесь объяснять нечего, здесь, я думаю, и так все ясно.

Эрмитаж, Исаакиевский собор, Петропавловская крепость! Кто ж их не знает? Они же всемирно известны! Туристы так и мчатся в Ленинград, чтобы увидеть все эти замечательные места. А я их не видел! Ни разу. Никогда.

Я-то, положим, побывал один раз в Ленинграде, но это так, ерунда, несерьезно, мне тогда всего год был — разве все упомнишь? Как раз в те далекие годы папа, мама и я летели в Сибирь, они работать, а я — потому что одного меня нельзя же было оставить. Я тоже летел в самолете. Зика считает, что она тоже летела в самолете и делала в Ленинграде пересадку, а я считаю, что это все ерунда. Как раз когда мы теперь в Ленинград летели, мы об этом заспорили, и я сказал, что ерунда все это, и никуда она тогда, в те далекие годы, не летела и в Ленинграде не была. Зика сказала, что я балда и не могу разобраться в простых вещах. Мы даже стали орать друг на друга, и тогда мама сказала, что Зика все же, пожалуй, права, что она летала уже и тогда в самолете и в Ленинграде побывала, хотя, конечно, еще ничего не видела, так как была у нее, у мамы, в животике. В животике. Смех!

В общем, они были против меня, заодно, я посмотрел на папу, и он сказал:

— Строго говоря, можно считать и так и этак. Все зависит от подхода, я хочу сказать, от того, от чего мы первоначально будем отталкиваться, и...

— Но у человека должна быть одна точка зрения, — строго сказала мама.

Папа сказал:

— В быту — да. В повседневной жизни. Но я инженер, и у меня научный взгляд на вещи. Все дело в том — из чего мы предварительно исходим.

— Я тебя понимаю, — сказала мама. — И все же, как — была тогда Зика в Ленинграде или нет?

Папа сказал:

— Нет — поскольку, находясь в животике, она только там и была, и да — поскольку, находясь в животике, она все же была в Ленинграде.