Кто тебя предал?

 Когда они втроем дошли до каменной ограды монастырского сада и Щирба, вынув ключ, воткнул его в скважину узкой двери, Гудим-Левкович обеспокоился:

 — Позвольте, это же сад митрополита, а не комиссариат полиции! Куда вы меня ведете?

 — Веду куда надо,— спокойно ответил Щирба, открывая калитку и пропуская в нее первым Журженко с поднятыми руками.— У нас здесь особый пост полиции. Мы охраняем покои его эксцеленции и вылавливаем среди прихожан подозрительных, вроде этого типа.

 По его знаку Гудим-Левкович перешагнул порог калитки и, подождав, пока Щирба закрыл ее, мелкими шажками просеменил за капитаном. Как только Щирба откинул первую тачку, обнажая потаенную дверцу, ведущую в подземелье, Гудим-Левкович запричитал:

 — Послушайте, я не пойду туда!

 — Я вам уже объяснил: у нас здесь свой тайный пост. Для таких доверенных конфидентов, как вы, пане адвокат!

 — Откуда вы знаете, что я адвокат? — уже не па шутку встревожился Гудим-Левкович, глядя на Щирбу узенькими глазами.

 — Ну кто же из местных людей, от Турки до Сокаля, не знает пана адвоката Гудим-Левковича? — сказал, улыбаясь, полицай и дал знак Журженко, чтобы тот опустил руки.— Ваши блестящие речи в защиту украинских националистов надолго запали в души молодежи.

 Тем временем Журженко открыл вход в стене, обнажая черное отверстие, ведущее под землю.

 — Куда вы меня ведете? Я буду кричать! — срывающимся голосом пискнул адвокат.

 — К добрым людям веду.— Крепко схватив адвоката за руку, Щирба подтолкнул его к дыре.— К настоящим украинским патриотам! Вы доложите им об этом вражеском агенте и получите благодарность!

 — Почему сюда? Я не хочу! — упираясь ногами в тачку, взмолился Гудим-Левкович.

 — Закрой морду! Ну! — приказал Щирба и перевел ствол пистолета на Гудим-Левковича.— Если еще пискнешь, ляжешь здесь же трупом. Давай вперед! — И он толкнул адвоката в темное отверстие.

 Шум карбидных ламп и примусов, темные силуэты раненых, лежащих под стенами на соломе, мрачные своды подземелья — вся эта непривычная обстановка, в которую попал Гудим-Левкович, окончательно парализовала его волю.

 На прямой вопрос Садаклия: «Какова ваша кличка в зондердинсте?» — адвокат покорно ответил:

 — «Щель».

 Ни Садаклий, ни Журженко не рассчитывали на столь быстрое признание. Только страх мог заставить галиц-кого политика, привыкшего всю жизнь хитрить, изворачиваться, обманывать, «расколоться» столь быстро.

 — Понятно, значит, вы играли роль той самой щели, сквозь которую немцы пытались шпионить за настоящими патриотами?—уточнил Садаклий, выкладывая содержимое бумажника адвоката.

 — Так точно! — ответил Гудим-Левкович.

 — У кого вы на связи? — спросил Садаклий, быстро пробегая какое-то письмо на немецком языке.

 — У гауптштурмфюрера Энгеля.

 — Где с ним встречаетесь? Адрес конспиративной квартиры?

 — По средам в пять вечера. На Фюртенштрассе. восемьдесят пять, в квартире лейтенанта украинской полиции Филиппа Вавринюка. Он мне сдал ее до осени.

 — Телефон там есть? — спросил Садаклий.

 — Так точно! Два семнадцать пятьдесят четыре...

 — Одно место встречи? — спросил Садаклий.

 — Нет, зачем,— поправился адвокат.— Иногда я прихожу на Майенштрассе, десять.

 — На квартиру к гауптштурмфюреру Кнорру? — сказал Садаклий, посмотрев в глаза Гудим-Левковичу. Тот съежился под этим взглядом:

 — Да...

 — Кнорр курирует теперь в зондердинсте вопросы церкви, не так ли? — спросил Садаклий.

 — Да, он хорошо ориентируется в церковных делах! — согласился Гудим-Левкович.

 — И вхож к митрополиту?

 — Разумеется.

 — Кнорр присутствует на встречах с Энгелем на Майенштрассе. десять? — спросил Садаклий.

 — Как правило — всегда.

 — Он давал вам задания освещать церковные дела?

 — Непосредственно от Кнорра я получил два задания,— ответил Гудим-Левкович,

 — Какие именно?

 — Он просил меня составить список священняков-москвофилов, тех, кто. относится с симпатией к Советской России.

 — А второе задание? — спросил Садаклий.

 — Я получил его вчера,— сказал Гудим-Левкович.— Гауптштурмфюрер распорядился собрать информацию об отношении униатского духовенства Львова к казни Иванны Ставничей...

 — Так... так...— постукивая пальцами по деревянному ящику с наклейками, задумчиво протянул Садаклий.— А с какого же года вы стали сотрудником польской охранки — дефензивы? — быстро спросил Садаклий.

 — Нет... Нет... Честное слово, нет! — засуетился Гудим-Левкович.— С поляками я не сотрудничал. Христом-богом клянусь! — И он впопыхах перекрестился.— Чего нет, того нет. Мои патриотические убеждения украинского деятеля не позволяли...

 — Но ваши патриотические убеждения «украинского деятеля» позволили вам стать тайным агентом немецкого СД,— вмешался Журженко.

 — Погодите, Иван Тихонович! — остановил его Садаклий.— Надо еще кое-что выяснить.— Он аккуратно сложил письмо, запрятал его обратно в конверт с золотым тиснением и спросил: — Значит, вам знакома жизнь капитула, раз Кнорр давал вам подобные поручения.