Кто-то другой

— В 1508 году Микеланджело получил заказ от Папы Римского — написать двенадцать апостолов на потолке Сикстинской капеллы. Ему выделили пять подмастерьев и три тысячи дукатов — на эти деньги тогда можно было купить дом во Флоренции. Ему показалось, что леса портят потолок. Тогда он придумывает другие, гораздо более хитроумные, которые опираются только на стены. Он пишет четырех апостолов, но остается недоволен и предлагает папе изобразить всю Книгу Бытия на своде — более пятисот квадратных метров фресок, триста персонажей, каждый прописан максимально подробно — жесты, роль. У него остался всего один подмастерье, чтобы готовить шпаклевку и смешивать краски. Работа начинается зимой, холод собачий, протопить капеллу невозможно. Днем он пишет, вечером готовит эскизы на следующий день. Спит мало и чаще всего прямо одетым, не разуваясь из-за судорог и распухших ног. Когда ему удается снять обувь, она слезает вместе с кожей. На леса он поднимается с едой и горшком, чтобы не приходилось спускаться, и работает иногда по восемнадцать часов без перерыва, взгромоздившись на высоту двадцать один метр, стоя выгнув спину назад, запрокинув голову, на лицо стекает краска. С каждым взмахом кисти он вынужден закрывать глаза, как он привык делать при ваянии, чтобы избежать летящей от резца крошки. Глаза уставали, и он боялся ослепнуть и не увидеть больше своих творений. Когда ему протягивали что-то, он вынужден был сначала долго смотреть в пространство, чтобы потом сфокусироваться. Он отказывался говорить с кем бы то ни было, чтобы избежать расспросов о работе, и запретил заходить в капеллу даже папе. Прохожие на улице принимали его за сумасшедшего — лохмотья, вымазанное краской лицо и отрешенный вид. Его каторга длилась четыре долгих года. На открытии капеллы он не присутствовал, слишком был увлечен выбором глыбы мрамора для могилы папы Юлия II, на которой восседает его Моисей. Сикстинская капелла сделала из него живую легенду, и его соперники, его клеветники, весь мир склонился перед его творением, которое и сейчас остается одним из лучших произведений рук человеческих. И однако от избытка самоуничижения Микеланджело называл себя не художником, а только скульптором. Ему было всего тридцать семь лет, ему еще оставалось возвести церкви, построить соборы, начертить лестничные пролеты, расписать стены, создать скульптуры из многих тонн мрамора. В то время, когда средняя продолжительность жизни составляла сорок лет, он умер в восемьдесят девять с резцом в руке.

Минута молчания. Маркеши, посмотрев на часы, поднялся и ушел.

Николя пришлось признать, что он нравится Лорен. Бог знает, где она была, бог знает, чем занималась, когда он предложил ей пропустить по стаканчику в «Линне». По телефону он не мог не попытаться — и тщетно — расслышать хоть какой-нибудь знак, шум, гул. Была ли она на работе, у себя дома, на улице? Он не знал, чем объяснить ее еле слышный шепот, — сначала он представил себе библиотеку, может быть, церковь, потом детскую или ванную, примыкающую к гостиной, где читает журнал ее муж. В конце концов, он предпочел бы думать, что она сидит в библиотеке и ищет своих гениев. Тайны красавицы заставляли его задуматься о собственной повседневной жизни. Достаточно, чтобы Лорен была рядом, и вот уже работа кажется размытыми скобками, неизбежным, не слишком захватывающим гулом, не обязательно тяжким. Очень быстро работа на «Группу» перестала составлять лучшую часть его жизни. Предложение Алисы его не прельщало, всю энергию он потратит на то, чтобы карабкаться по карьерной лестнице, но заработанных денег все равно не хватит на то, чтобы компенсировать потерю времени. Лучше смириться с мыслью, что он не сделает карьеру ни в чем, не переживет никакого подъема с девяти утра до шести вечера и что эта жертва во имя «Группы» будет гарантией того, что он сможет проявлять лучшее, что у него есть, где сочтет нужным. Например, рядом с Лорен.

— Скажите, Николя, вам не кажется, что три вечера подряд — это становится несколько двусмысленным?

Внезапно, повинуясь неизвестно откуда взявшемуся импульсу, он накрыл ее руку своей, самым естественным в мире жестом. Руки она не отдернула и продолжила:

— Как вы узнали, что я левша?

Он нежно улыбнулся, и все счастье вчерашнего вечера вернулось к нему неповрежденным, словно ничто не прерывалось.

— И если нам случится встретиться в четвертый раз, вам придется объясниться, — улыбнулась она.

— Дайте мне немного времени.

— У тех, кто любит водку, свое собственное восприятие времени, так же как и всего остального мира. Поэтому надо решить этот вопрос прямо сейчас — спойте себе дифирамбы.

— ?..

— Обычно, когда люди встречаются, они обожают рассказывать про свои недостатки и заранее получить прощение. Другой, уже очарованный, находит эти признания такими милыми, такими романтичными! Обычно все портится очень быстро. Мы не попадемся в эту ловушку — расскажите мне о том, что вы в себе любите, таланты, которые вы в себе признаете, выдайте списком те мелочи, что отличают вас от тысяч других людей.