Кто-то из вас должен умереть! Непридуманные рассказы

Но больше Рачкова не сказала ничего. Свидетельницей тоже быть не захотела. Похоже, главным ее желанием было забыть то время – она бросила пить, у нее был теперь муж, она мечтала о ребенке. Очень, правда, теперь боялась мести Милешиных – до дрожи, до потери речи. И обещания Братко, что он не даст им и пальцем до нее дотронуться, если она даст показания, никак на нее не действовали. Единственное, что удалось сыщику, – вытянуть у нее имя и фамилию истопника. Марат Абдуллин – вот так его звали.

– Ладно, и то хлеб, – подвел итог Братко своим трудам. – Я этого Абдуллу за пару дней вычислю, а ты попробуй Милешиных поколоть – мол, есть такие-то сведения на их счет…

Работу он подкинул Северину ту еще.

Нина Милешина, злая, как черт, на весь белый свет молодая еще баба, симпатичная, но явно спивающаяся, смотрела на Северина белыми от бешенства глазами и орала, что на нее наговаривают и она знает кто. «Сука завидущая, – шипела она. – Сжить меня со света хочет, но это мы еще посмотрим!»

Павел Милешин, высохший от водки, когда-то красивый, видимо, мужик с седыми уже волосами, лишь сумрачно и глухо молчал. Иногда только монотонно говорил, глядя в сторону: «Раз трупа нет, то и убийства нет. А трупа нет».

Кто-то его этому, судя по всему, научил, слова были явно чужие. Северин смотрел на него и тупо думал о том, что должно произойти с человеком, чтобы он превратился вот в такое существо? Может, это было у него на роду написано?

А потом позвонил Толик Братко: «Он у меня, приезжай в отделение».

Абдуллин, черноволосый мужичок в турецком спортивном костюме, безмятежно улыбался и не думал ничего скрывать. Да, он работал тогда истопником в психиатрической больнице. К нему туда часто заходил Паша, друг детства, с женой Нинкой. В котельной было тепло, и потом в больнице всегда можно было закуску бесплатно достать. Однажды они пришли с пацаном – сыном Пашки. Пока они распивали большую бутылку водки, мальчик тихо сидел в углу, молчал и будто завороженный смотрел на дверцу топки, за которой бился огонь.

Потом Нинка встала, походила по котельной, нашла в углу кусок мягкой проволоки, ничего не говоря, подошла к пасынку сзади, накинула ее ему на шею и стала душить. Мальчик захрипел, стал вырываться изо всех сил, может, и вырвался бы, но тут Нинка крикнула: «Помогите, гады!» Они с Пашей схватили ребенка за руки и за ноги, а Нинка тянула проволоку. Когда мальчик затих, Нинка сказала: «Давай, топку открывай!» Он открыл топку, и они с Пашей затолкали туда маленькое тело. А Нинка бросила в огонь и куртку, которую мальчик до этого в жаркой котельной снял…

Потом выпили еще бутылку, но уже обычную. Когда уходили, Нинка сказала: «Ты, Абдулка, помалкивай, потому что ты нам помогал!» А его никто ни о чем и не спрашивал…

Черноволосый человек с темным от постоянной близости к огню лицом смотрел на Северина ясными глазами. Потом стал спокойно объяснять:

– Начальник, ты пойми, это же Пашки сын был. Родной. Был бы чужой ребенок, я бы им не помогал. А тут собственный сын, родной, чего мне лезть? Раз Пашка решил, что так надо, я тут при чем? Родной сын – имеет право.

Он все время напирал на то, что мальчик был родной сын Милешина. Почему-то был уверен, что это все объясняет и оправдывает.

Оставалось только провести экспертизу. Она установила, что «труп мальчика-подростка массой 30–35 кг в топке котла „Универсал-6“ при использовании в качестве топлива каменного угля может быть кремирован в промежутке 45–60 минут. При дальнейшей эксплуатации печи полностью сгорели не только органические соединения, но и минеральные остатки». Мальчик Витя буквально обратился в огненный шарик, улетевший в небо.

Милешин-старший упирался недолго. Увидев Абдуллина, сразу признался. Все так же равнодушно. Братко рассказывал, что таким он стал, связавшись с Нинкой после смерти жены. До этого вроде нормальный мужик был. Смерть первой жены, матери Вити, переживал тяжело. А в Нинку влюбился намертво, со смертным, последним отчаянием. Готов был ради нее на все.

Сама Нинка на следствии так ни в чем так и не созналась. Темная злоба на весь свет распирала ее.

Потом еще была проблема с направлением дела в суд. Заниматься «убийством без трупа» никто из судей не хотел. Потом дело как-то решилось. На суде Милешин все время молчал, только кивал в ответ на вопросы прокурора, Абдуллин твердил, что это был родной Пашин сын и потому он им не стал мешать, а Нинка шипела, что все вранье, ее оговорили и она знает кто…