Кто-то плачет всю ночь за стеною

— У меня столько же, как и в прошлой четверти, 7 «А». Самохина и Куцева, — прилетело от Людмилы Валентиновны, классного руководителя.

— И у меня так же, Теплухин. 7 «Г», — это уже от Вероники Вячеславовны.

Директриса делала записи в своем ежедневнике. Так продолжалось еще минут десять.

Константин Федорович с тоской подумал, что в старой школе по неуспевающим все данные собирали заранее.

В животе снова заурчало; Константин Федорович обреченно взглянул на часы.

— …Матросов, 9 «Г», — отчиталась за свой класс Мария Викторовна.

— Подождите. Минутку! Матросов? — удивилась директриса. — Он же в прошлой четверти двоечником не был. Я думала он — все, образумился.

— Ольга Николаевна, они же с Самохиной расстались. Она хоть его немного тянула, занималась с ним.

За спиной Константина Федоровича возник знакомый шепот:

— Даже знаю, чем именно она с ним занималась, — снова от Марии Игоревны.

Ее соседка усмехнулась — устало, пренебрежительно.

Директриса этого не заметила, — она до сих пор переваривала разрыв Матросова и Самохиной.

— Как же так? Почему расстались?

— Не знаю, Ольга Николаевна. Она его бросила.

— Вот не могла она до конца года потерпеть!

Снова шум по аудитории: все обсуждали разрыв.

Директриса взяла ключ и стала стучать по столу:

— Коллеги, тишина! Скоро уже вторая смена начнется, надо успеть.

За спиной Константина Федоровича:

— Не вторая смена — так и до вечера бы нас держала.

— Это же Куча, что с нее взять.

Директриса, она же, оказывается, Куча, решила наконец закрыть тему с Матросовым.

— Ладно, раз больше некому его тянуть, пусть будет двоечником…

— Кстати, — вклинилась Лидия Александровна, — а Теребенин с Кузиной тоже расстались!

— Да вы что?

— Как?

— Серьезно?

— Не может быть.

— Они же с седьмого класса вместе.

— Они дружили? — Кажется, только Тамара Геннадьевна, старая женщина, которая уже в принципе многого не замечала, была не в курсе.

— С седьмого класса! Говорю же!

Константин Федорович снова слышит голос за спиной:

— Господи, пусть на эту школу упадет метеорит.

Все были взволнованы расставанием Теребенина и Кузиной. Директриса даже ключ отложила в сторону.

Наконец звонок для второй смены прервал совещание.

— Все свободны! — объявила Ольга Николаевна.

За спиной Константина Федоровича:

— Да чтоб ты провалилась.

Директриса спохватилась, забыла что-то важное:

— Подождите, минутку, подождите! Выпускной же совсем скоро. Господи! А Ярослава Григорьевна — коллеги, подождите, — которая всегда этим занимается, на больничном. Так что… — взгляд по аудитории, — Мария Игоревна! Поручаю вам написать сценарий и заняться организацией!

— Ольга Николаевна! — возмутилась та.

— Не обсуждается. Я уверена, вы сделаете все на высшем уровне.

Выходя из аудитории, Константин Федорович последний раз поймал голос Марии Игоревны:

— Мерзкая жирная Куча.

Так и закончилось пятничное совещание в 72-й школе.

Куча

Кучу никто не любил.

Не только потому, что она была начальницей (что уже для многих является поводом). Главная причина была в том, что Куча была не очень умна, но таковой она себя не считала. Более того, она даже не догадывалась, как к ней на самом деле относились в коллективе. Оставалось только гадать, что бы с ней случилось, если бы она узнала, что за спиной ее называют Кучей. Стоит отметить, однако, что она не была очагом зла и не являлась тем человеком, который хочет и может испортить кому-либо жизнь (не считая себя).

Директором она оказалась случайно. Порой так складываются обстоятельства, что в тот момент, когда принимаются важные кадровые решения, рядом не находится никого достойнее — и на высокие посты назначают таких людей, как Куча. А потом они закрепляются на своих местах (да попробуй их еще выгони), нарабатывают стаж, что придает им уверенности в своих действиях, и начинают даже верить в судьбоносность своего положения. По сути же — случайные люди.