Шай заиграл вступление. Она чувствовала, как голос сжимается у неё в горле и пропадает от страха. Откашлялась, и Шай начал сначала. На этот раз она вступила вовремя. Она пела о крестьянине, пашущем землю на старой картине, висящей на стене класса, а за ним – знойное небо, кипарисов ряд вдали, вырастит крестьянин хлеб нам, чтобы мы быстрей росли.
Закончила первый куплет и стала слушать гитару и даже не заметила, когда Шай удалился от знакомого мотива и минуту или две импровизировал, будто шепча что-то, предназначенное только ей, тихую мелодию, ещё более печальную, чем сама песня, как личный плач в песне тоски по невинной, как ребёнок, стране, которой больше нет, а может, никогда и не было на самом деле; потихоньку, осторожно вёл он её обратно к песне, она подняла голову, облизнула губы и увидела Мико, стоящего позади пожилой женщины. Тамар смотрела на неё со странной слабостью и думала, что она очень красива: прямая, серебристые волосы свёрнуты в клубок на макушке, лицо обожжено солнцем, изрезано характерными морщинами, а глаза синие и сверкающие. Она представила, как пальцы Мико быстро открывают застёжку на её сумке и шарят внутри. Газета, которую он держал, прикрывала его руку от стоящих рядом с ним. В отчаянье она перевела взгляд, ища Шишко. Где он прячется. Где подстерегает.
Она остановилась на полуслове и закричала изо всей силы:
- Вор! Карманник! В клеточку! Полиция! Хватайте! Там, там!
Глаза Мико поднялись на неё с удивлением, ненавистью и кривой, горькой усмешкой. Его пока ещё не трогали, не решались, но он был заперт между сжимающимися вокруг него рядами, и полицейские кинулись к нему. Люди кричали, бегали, наступая друг другу на ноги. Тамар схватила Шая за руку и потащила за собой. Он с трудом поднялся. Динка растерянно скакала между ногами толпы. Тамар кричала Шаю, чтоб бежал. Он шёл. Слишком медленно. Будто хотел, чтобы его схватили. Динка стояла, громко лая, Тамар звала её и надеялась, что она идёт за ними. Площадь бушевала и шумела вокруг них. Люди бежали в разные стороны. Тамар услышала свистки полицейских, а потом сирену. Они бежали. То есть, она бежала, а Шай попытался и через десять шагов стал задыхаться. Она забрала у него гитару. Ей слышался позади шум погони. Только бы её сообщение дошло до Леи, только бы тот приятный человек ничего не испортил. Но, подняв глаза на Шая, она подумала, что в его состоянии он даже до конца улицы не дойдёт. Его лицо сделалось жёлтым и потным.
- Не стой, не стой, это здесь, ещё пол-улицы, всего несколько метров…
Но он не мог. Он застонал, выплюнул тёмную мокроту и уже не бежал, а шёл, спотыкаясь, сбивая ноги.
- Беги одна, я выдохся. Убегай.
- Нет! – она прямо кричала. Люди смотрели на странную пару, девочка-подросток с остриженными волосами и высокий парень, на вид очень больной.
Она прислонила гитару к стулу у кафе, бросила её. Обняла его рукой за талию и изо всех сил поднимала и толкала вперёд. Выхода нет, её сердце качало и выстукивало слова, выхода нет. У меня нет выхода. Она тащила его, она щипала его, цедила ему, чтоб держался, ругала его сквозь искусанные губы, от усилия её глаза заволокло туманом, она увидела вдалеке маленькое жёлтое пятно и побежала к нему, жёлтый Леин "Жук", она приехала, она получила моё сообщение. Слёзы заливали ей глаза, она смутно видела Лею, сидящую с руками на руле, высокую, с суровым лицом, готовую к броску, мотор работает со знакомым хриплым шумом, ещё минута, и они прикоснутся к свободе.
- Вот как, убежать вздумали?
Шишко. Стоит, прислонясь к стене. Он тоже тяжело дышит. Преграждает им путь:
- Да ещё так подставить Мико? Нехорошо. Друзья так не поступают. – Его лицо напряглось и заострилось от ненависти. – Всё, игры кончились. Тихо возвращайтесь в "Субару". Песах с вами рассчитается. Пожалеете, что родились.
У неё подкосились ноги. Остатки сил испарились. Это нечестно, подумала она, нечестно так им проиграть, в последнюю минуту. Шай стоял и плакал. Не сдерживаясь, как будто видел, что ему конец.
Вдруг время замерло, и всё происходит в другом, неуловимом измерении: Шишко слегка смещается в их сторону, не по своей воле, и почти падает на них, а когда он грозно поворачивается, готовый к схватке, его глаза изумлённо расширяются.
- В сторону, мистер молодец-против-овец, - говорит ему незнакомый человек, мелкий, приземистый гражданин, - в сторону, гнусный злодей. Твоя игра окончена!