Кто-то торопится умереть

Я почему-то сразу подумал, что посетитель – директор школы. Подумал и с удивлением ощутил неприятный холодок между лопатками, когда-то давно сопутствующий появлению директора в классе перед началом урока. Пришлось напомнить самому себе, что школьные стекла футбольным мячом я не бил уже лет двадцать, и только потом решительно кивнуть:

– Зови.

Ленка оглянулась, посторонилась, и в кабинет вошли двое.

Догадаться, который из них директор, оказалось совсем не трудно. Здоровенный детина метра под два ростом и с косой саженью в плечах шагнул вперед и протянул широкую, лопатообразную ладонь.

– Директор. Николай Кузьмич.

– Детектив. Виктор Эдуардович, – представился я и для солидности добавил: – Частный детектив.

Он сдавил мою кисть так, что я, словно попавшая в капкан лиса, чуть не отгрыз себе лапу, и с гордостью произнес:

– Я тоже. Реально частный.

– Из гимназии, что ли? – простонал я.

Николай Кузьмич отпустил мою руку и сел. Кресло протяжно охнуло, но не развалилось. Его спутник приподнял темные очки двумя пальцами, внимательно посмотрел на меня, вернул очки на место и, не сказав ни слова, застыл у двери. Судя по многозначительности – завуч.

– С какой гимназии? – удивился директор. – Обижаешь, я с завода.

– Вот оно что! Вы – директор завода? – Я с опаской покосился на его ладонь, занимающую четверть поверхности стола. – Понятно. Тяжелая у вас работенка.

Обычные слова затронули какую-то чувствительную струнку директорской души. Николай Кузьмич сразу почувствовал ко мне дружеское расположение и, хлопая пятерней по столу так, что вибрировали оконные стекла, начал рассказ не с личных проблем, из-за которых явился, а с заводских.

Работа у директора реально тяжелая. Не каждый потянет, особенно без опыта. А Николай Кузьмич потянул и тянет. Заводик, конечно, небольшой, если по правде – всего лишь сборочный цех электрооборудования, который Вася Бурый с помощью пацанов в прошлом году экспроприировал у настоящего завода. Зато трудятся в цехе целых двадцать восемь пиплов. Директора по-свойски величают: наш Кузьмич. Ну, есть еще Резо с Любахой – они не считаются.

Финансы, комплектующие, сбыт – все туфта. Этим главный инженер занимается. А у директора задача научная, математическая: пиплы, помноженные на производительность труда. В том смысле, что на заводе надо реально бычить. Здесь и проблема: двадцать восемь пиплов, и все разные. Одни бычат хорошо, другие – плохо. А бить их нельзя – все-таки пиплы. Хотя иногда очень хочется. Особенно, когда утром с бодуна приходят и целый день притворяются, что реально бычат, а сами вообще не бычат. Производительность труда падает, Кузьмичу перед Васей Бурым совестно.

Так что, с этим делом у него на заводе строго: сразу срок, без судьи и прокурора. Пришел с бодуна, дыхнул перегаром – в угол! То есть, реально клювом в угол, и стой так все восемь часов, гусь позорный! Кузьмича самого таким образом в детском садике наказывали. Вот, запомнил и применил. И ведь помогает! Раньше от штрафов кряхтели, но пить продолжали, а в углу реально ноют и гундят, что больше так не будут. И главный инженер утверждает, что лучшего средства борьбы с пьянством на производстве в жизни не встречал. Директору такие признания слышать приятно.

А вот к личной проблеме сугубо научный подход не применишь. Нерациональное вредительство: тут не в угол ставить – тут убивать надо. Полтора месяца назад пригнали Кузьмичу из Германии «Альфу-Ромео», красную и классную. И вот какая-то падла (потому что подобную падлу назвать пиплом язык не поворачивается) повадилась выцарапывать на «Альфе-Ромео» нецензурные слова. Падла очень хитроумная: во-первых, выводит непотребные надписи в задней части кузова, так, чтобы сразу в глаза не бросались, а во-вторых, Кузьмич, где попало, машину не оставляет. Ночует «Альфа-Ромео» на охраняемой стоянке, и там за ней приглядывают реальные пацаны, а днем стоит на заводской стоянке, тоже под присмотром. Еще Кузьмич периодически наведывается к Любахе, машина в течение пары часов дожидается его во дворе. Этот двор Кузьмич как раз и подозревает в пакостном вредительстве. Пока просто подозревает, без всяких доказательств. Потому что, сколько раз ни собирался перед тем, как сесть за руль, обойти тачку кругом и внимательно ее осмотреть, все время забывал. Любаха – она такая, про все забудешь. А на такси приезжать не велит. Хочет, чтоб «Альфа» у подъезда стояла, чтоб все видели, кто Любаху… типа, навещает.

Николай Кузьмич выложил передо мной аккуратно вычерченный план двора в масштабе один к двумстам, с прямоугольником дома и прилегающей территорией. Некоторые объекты были помечены разноцветными символами, значение которых директор мне с удовольствием разъяснил. Красный крестик обозначал припаркованный автомобиль, синий крестик – скамейку в кустах, с которой очень удобно наблюдать за подходами к объекту, и, наконец, беседка на детской площадке, увенчанная жирной черной буквой «П» – место, где может прятаться падла, если она живет не в Любахином доме, а в соседнем напротив.