Кто твой город? Креативная экономика и выбор места жительства

Сравнительное преимущество, как его понимал Рикардо, сегодня все еще имеет значение, но национальные границы больше не определяют экономики. Напротив, появился мегарегион как новая естественная экономическая единица. В отличие от национального государства и его провинций это не артефакт искусственных политических границ – это результат взаимопритяжения центров инноваций, производства и потребления. Сегодня мегарегионы, представляющие собой агломерации соседних городов вместе с пригородами, простираются далеко за пределы отдельных городов и районов.

В 1957 году экономический географ Жан Готтманн впервые употребил термин «мегалополис» для описания формирующегося экономического узла между Бостоном и Вашингтоном[3]. Этот греческий по происхождению термин (дословно «очень большой город») впоследствии применялся к ряду других регионов, включая длинный калифорнийский коридор между Сан-Франциско и Сан-Диего, обширный мегаполис на Среднем Западе США (Чикаго – Детройт – Кливленд – Питтсбург) и бурно развивающийся регион Японии Токио – Осака.

В 1993 году влиятельный японский эксперт по стратегическому менеджменту Кэнъити Омаэ написал для Foreign Affairs статью, в которой утверждал, что естественные экономические зоны («регионы-государства») отбирают у национальных государств функцию организующих экономических единиц мира, которому он дал знаменитое определение «мир без границ»: «Границы регионов-государств могут совпадать или не совпадать с границами наций-государств. Это не важно. Это не имеющий значения результат исторической случайности. Их определяет не положение политических границ, а тот факт, что они обладают подходящими размерами и масштабом, чтобы стать подлинными, естественными единицами бизнеса в современной глобальной экономике. Именно их границы и связи между ними имеют значение в мире без границ»[4].

Но не все крупные города успешно функционируют в качестве мегарегионов. Калькутта и Дели огромны, но бедны. Омаэ пишет, что они «не обращаются – или не могут обратиться – к глобальной экономике за решениями своих проблем или за ресурсами, которые заставили бы эти решения работать».

Здесь Омаэ говорит важную вещь. Экономический рост не сводится к росту населения. Такие мегагорода существенно отличаются от настоящих мегарегионов, в которых помимо многочисленного населения есть большие рынки, значительные производственные мощности, существенная инновационная активность и высокообразованные кадры.

Рассматривать экономический рост и формирование богатства только через призму данных о национальных государствах неправильно, поскольку национальные границы мало что значат для локализации экономической активности. Деньги и капиталы стремятся туда, где больше отдача, а люди переезжают туда, где у них больше возможностей. Конечно, следствием этого становится большая интеграция глобальной экономики. Но это также значит, что таланты и капиталы концентрируются там, где возможности быть продуктвным и получать отдачу наиболее высоки.

Национальные границы значат все меньше и для культурной идентичности. Все мы знаем, насколько различны между собой могут быть два города, которые находятся в одном штате, в одной провинции и уж тем более – в одной стране. Места, расположенные на условных равнинах, не только отстают в экономическом развитии; в культурном плане они также все больше отличаются от соседних мегарегионов. Растущее напряжение, которому сопутствует все более явное экономическое неравенство, усиливает всемирный разрыв между имущими и неимущими, между городскими «умниками» и сельскими жителями.

В то время как города, находящиеся в границах одного национального государства, разбегаются все дальше, физически удаленные один от другого мегарегионы сближаются. Чем больше общего у двух мегарегионов в финансовом смысле, независимо от расстояния или исторических связей между ними, тем более вероятно, что у их жителей разовьются схожие нравы, культурные вкусы и даже политические предпочтения. Это справедливо не только для Нью-Йорка и Лондона, благодаря сходству которых появилась аббревиатура «НьюЛон» (NyLon); возможно, даже у Нью-Йорка и Шанхая больше общего, чем, например, у Нью-Йорка и Луисвилла[5].

Мегакартирование

Итак, давайте копнем глубже и, оставив на поверхности политическую географию, посмотрим на более реалистичный портрет глобальной экономики.

Ряд экспертов скорректировали идеи Готтманна и Омаэ в соответствии с новыми эмпирическими данными и нанесли на карту очертания и размеры мегарегионов в США и за их пределами. Роберт Лэнг и Доун Дхавале из Политехнического университета Виргинии обнаружили, что в десяти мегарегионах, которые заправляют экономикой США, проживают почти 200 миллионов человек, что составляет больше двух третей населения страны, и это число увеличивается намного быстрее, чем численность населения США в целом[6].