Кто твой враг

Мордехай Рихлер Кто твой враг

Джойс Винер

Часть первая

I

Эрнст был еще в Восточной зоне, километрах в девяноста от Берлина, когда невесть откуда и как — не из дождя ли он соткался — вынырнул грузовик. Эрнст махнул рукой.

Грузовик остановился. Эрнст вспрыгнул в машину, сел рядом с водителем.

— Куда направляешься?

— В Берлин, — сказал Эрнст, захлопывая дверцу.

— А пропуск есть?

Эрнст ткнул в значок ССНМ[1] на отвороте куртки.

Хейнц указал на свой значок — «Друзья Советского Союза» — и сказал:

— Если ты не против, я все же посмотрел бы на твой пропуск.

— Не дури. — Эрнст обтер волосы рукавом: с них капало. — Всех членов Центрального культурного общества ССНМ обязали к четырем собраться в Люстгартене[2]. Я и так опаздываю, поэтому ты уж давай поторопись.

И грузовик снова рванул вперед сквозь потоки дождя.

— Сам видишь, — сказал Хейнц, — я не подсаживаю, кого попало, без проверки. После того как фашистские агенты учинили в Берлине заварушку, я решил выполнять все правила до единого. Хейнц, сказал я себе, Хейнц Бауман, смотри в оба.

— Молодец.

— Хейнц, сказал я себе, в этих лесах кишмя кишат поганцы, они спят и видят удрать на Запад. Так что, Хейнц, смотри в оба.

— Слава богу, на дороге есть контрольно-пропускные пункты, — сказал Эрнст.

Лицо у Хейнца было красное, изрытое оспой. Эрнсту представилось, что Хейнц — лишь производное от всего, что он употребил за жизнь: безотказных тетех, пива и сосисок. Эрнст украдкой метнул взгляд через плечо. Грузовик вез краску. Но он приметил прикрытый брезентом ящик за сиденьем.

— Нам нужно стать единой, спаянной братством нацией, — сказал Хейнц.

— Вот именно.

— Если Запад перевооружится, вернется прежняя бражка.

— Вот именно.

— Хорошо, что наши парни спешат на политические митинги. На Западе у парней одни юбки на уме.

Эрнст промолчал.

— Германии нужно сесть за один стол.

Никакого ответа. Эрнст заснул.

Хейнц натянул шапку поглубже, покрыл сначала дворники, потом судьбу, но судьбу не так яро. И завел старый марш Африканского корпуса[3]. Дождь уже не лил, как из ведра, а накрапывал, грузовик стал набирать скорость. Оглядев еще раз бледного худущего парня, Хейнц подумал, что в прежние времена вид у него был бы не такой жалкий. Ничего против нынешних властей Хейнц не имел. Заработать на жизнь можно и при них. Да и СЕПГ[4] будет получше прежней шайки-лейки.

— Где мы? — спросил Эрнст.

— Выспался?

— Да, — сказал Эрнст. — Где мы?

— Не дергайся. — Хейнц опустил глаза на ботинки Эрнста. — К пропускному пункту мы подъедем минут через десять, не раньше.

— Если ты не против, я сойду здесь, а в городе сяду на поезд.

— Почему у тебя ботинки такие грязные?

Эрнст замер. Тайком сунул руку под куртку. Под курткой у него был приторочен нож.

— Дай-ка посмотреть на твои документы.

— Не ерунди. Сдашь меня на пункте — скажу, что ты мой пособник.

— С чего ты взял, что я хочу тебя сдать?

— Повторяю еще раз. Я спешу.

— Кто сейчас не спешит?

— Ладно, — сказал Эрнст. — Давай вези меня на пропускной пункт. Но учти: я заметил, что ты прячешь яйца и масло. Vopos[5], я уверен, спекуляция интересует.

Мотор чихнул, грузовик остановился. Эрнст толкнул дверцу, выпрыгнул.

— Я и не думал тебя сдавать, — крикнул Хейнц. — Я тебя просто подначивал.

Эрнст кинулся бежать, оступился и рванул в лес.

— Доверился бы мне, — крикнул ему вслед Хейнц, — я бы тебе помог…

Но Эрнст уже пропал из виду.

II

Гость из Торонто — его звали Томас Хейл, — приземистый, кубастый бородач с лицом еще не нюхавшего жизни мальчишки, не выпуская ручку двери из волосатой горсти, с подпорченной самоуверенностью улыбкой повторил:

— Ты должен вернуться домой…

Шел пятый час утра, хозяин дома Норман Прайс вымотался вконец.

— …у Европы все в прошлом, Норман. Англия — уже не поле боя, а детская площадка, где резвятся залетевшие сюда сентиментальные канадцы вроде меня. И ждать здесь больше нечего — разве что Черчилль умрет. Меж тем в Канаде…

Норман посмотрел на часы.

— Мы не договорили, — сказал он, — но такси уже внизу.

— Очень жаль. Ты тратишь время попусту. Ты должен вернуться домой, преподавать.

Хейл из тех, думал Норман, кого в некрологах именуют «неутомимыми борцами», при всем при том Норман был привязан к Хейлу. Хейл издавал журнал. Ярый поборник малосущественных вопросов, он в то же время решительно выступал против смертной казни. И пусть даже Хейл и отметал с порога все, что препятствовало бы ему жить в свое удовольствие, порядочности он был безукоризненной. А что осторожный, так это же не резон, чтобы его не любить.

— Такси ждет…

— Что ж, хочется надеяться — встретимся в следующем году, — сказал Томас Хейл прочувствованно.

Норман поднял бокал.

— В следующем году в Торонто.